Илья Стогов - Страсти Христовы

— Мы сами слышали, как Он говорил: «Я разрушу этот рукотворный Храм и в три дня выстрою другой, нерукотворный».

Но даже эти показания у них не совпадали.

Для вынесения обвинительного приговора по серьезному обвинению нужны были показания не меньше чем двух свидетелей. Причем их показания должны были полностью совпадать.

Одиночные показания не могли быть приняты к рассмотрению суда. Более того: по еврейскому закону свидетель, чьи показания не подтверждены другими свидетелями, мог сам быть приговорен к телесному наказанию.

В том случае, если находилось двое (или больше) свидетелей, уверявших, что они своими глазами видели преступление, их показания должны были подвергнуться проверке. Свидетелей вызывали по одному и предлагали рассказать о подробностях происходящего. Показания должны были совпадать до мелочей — иначе все нужно было начинать сначала.

Как уверяют Евангелия, свидетели против Иисуса были найдены. Перед судом Синедриона предстало «много лжесвидетелей». Очевидно, это были люди, готовые поведать суду о каких-либо отдельных виденных ими эпизодах. Однако их показания «не сходились». То есть не было двух (или более) свидетелей, которые могли рассказать суду об одном и том же эпизоде.

Тем не менее в результате долгого допроса нужные показания все-таки были выявлены: «нашлись люди, давшие против Него ложные показания».

Эти люди начинают свои показания с формулы «Мы сами слышали…». Это было уже серьезно. Во-первых, эти свидетели желали дать показания о том, что видели собственными глазами. А во-вторых, их было двое (или больше). На основании таких свидетельств можно было рассматривать дело и выносить приговор.

Преступление, в котором обвиняли Иисуса, было весомым. Ему инкриминировали богохульство. Великий Иерусалимский Храм был главной святыней всех евреев ойкумены. Тот, кто вынашивал планы разрушить его, был преступник. Тот, кто уверял, что этот Храм «рукотворный», то есть недостоин подлинного поклонения, — был преступник вдвойне.

Довольно безобидное по-русски слово «рукотворный» среди иудеев носило издевательский оттенок. Обычно это слово подчеркивало разницу между величием истинного Бога и ничтожностью «рукотворных идолов» языческих народов.

Так что обвинение было серьезным. Рассматривать дела об «оскорблении Божественного величия» мог суд только самой высокой инстанции. И смертный приговор на основании таких показаний был ох как реален.

После того как показания были выслушаны судом, очевидно, начался допрос свидетелей по одному. И тут что-то опять не совпало в их показаниях. Вроде бы найденные показания оказались все-таки бесполезными для суда. Дело рассыпалось. По закону нужно было выносить оправдательный вердикт и отпускать обвиняемого.

Вместо этого Кайафа требует показаний от самого Галилеянина. Иисус в ответ промолчал — Он был совершенно не обязан давать показания против Себя Самого. Наоборот: это судьи должны были доказать, что Его есть в чем обвинить.

Тогда первосвященник, став посредине, спросил Иисуса:

— Ты ничего не отвечаешь на их показания против Тебя?

Но Иисус молчал и не давал ответа. Первосвященник снова спросил Его:

— Ты — Помазанник, Сын Благословенного?

— Я, — ответил Иисус. — И вы увидите Сына человеческого сидящим по правую руку Всемогущего и идущим с облаками небесными.

Первосвященник, разодрав на себе одежды, сказал:

— Зачем нам еще свидетели? Вы сами слышали кощунство! Каким будет ваше решение?

И все признали Его виновным и приговорили к смерти.

Первосвященник спрашивает: действительно ли Иисус является новым Моисеем? Действительно ли Иисус послан Богом, чтобы положить конец рабству — и на этот раз навсегда?

Вопрос, который задает Кайафа, является провокацией. И тем не менее Иисус решает ответить. Он прямо отвечает на прямо поставленный вопрос. В качестве ответа Иисус приводит цитату из библейской книги пророка Даниила. Да, именно Он принес людям спасение. Да, именно Ему Бог доверил изменить лицо мира.

Это и есть момент истины. Именно здесь проходит граница между христианами и всеми остальными. Христиане — это те, кто верят: именно этот всеми брошенный, избитый Галилеянин и есть Путь. Христиане хотят идти за Ним. Верят, что никакого другого спасения нет.

Остальные, здравомыслящие, прекрасно понимают: это бред. Бог не мог унизиться до ТАКОГО. Считать этого безумца новым Моисеем — значит нанести Богу страшное оскорбление.