Ефрем Сирин - Творения. Том 1

Graec., t. I, с. XXI, В). Поэтому показание анонимного жизнеописателя святого Ефрема о рождении его в Едессе должно считать ошибочным (Орр. Graec., t. I, p. XXIX, D). Но далее сам же жизнеописатель противоречит себе, когда говорит, что святой Ефрем возымел сильное желание видеть город Едессу и молил Бога — удостоить его увидеть этот город (ibid, р. XXX., Е. См. Lamy, ibid. с. 3–4, not. I). C этим соглашается и то обстоятельство, упоминаемое Ефремом, что родители его были земледельцы («Обличение», р. 123, А и 129–130). Та же ошибка повторена в Месяцеслове Василия (Opp. Graec., t. 1, р. XXXIV). Напротив, сравните ещё выдержки из Ватиканского Кодекса Греч., на р, XXXIII, С, и Армянского Месяцеслова. Opp. Syr., t. 1, praef. . Но незнатность рода вознаграждалась христианскими добродетелями и попечительностью родителей о воспитании своего сына в страхе Божием. Сам преподобный Ефрем говорит о летах своей юности: «Я был уже причастником благодати, — от отцов получил наставление о Христе. Родившие меня по плоти внушили мне страх Господень. Видел я соседей, живущих в благочестии, слышал о многих, пострадавших за Христа; отцы при мне исповедали Его перед судьей, я родственник мученикам» [5] Ibid., p. 130. По кратким (Asseman, p. 25) и подробным Актам Сирийским (§ I), отец святого Ефрема Абнил или Абизал был языческим жрецом, который изгнал сына из своего дома за расположение к христианству. После изгнания из родительского дома святой Ефрем нашел приют у святого Иакова, епископа Низибийского (ibid, § 3 и ibid, Asseman). .

Еще в первые годы жизни Ефрема Бог показал будущее величие дитяти в знаменательном видении, или сне, вследствие которого, может быть, он и назван был Ефремом, то есть плодоносным. Было открыто, что на языке дитяти выросло виноградное дерево, которое так, наконец, разрослось, что ветвями своими покрыло всю землю, и было так плодоносно, что чем более птицы питались плодами его, тем более умножались плоды [6] По Сирийскому Завещанию (Opp. Graec., t. Il, p. 408) и Ватиканским Актам (§ 15) видение было, по-видимому, самому Ефрему, когда он ещё ребенком находился на руках матери. Парижские Акты (Lamy, § 15, с. 30) и Apopht. (Opp. Graec., p. XLV) утверждают ясно, что видение или сон видел сам Ефрем в детском возрасте; сравните: у Григория Нисского (р. X: αρτι τηι παιδιχης ηλιχιας το απαλον υπερβας) и Метафраста (р. XXIII-XXIV: παις εν ων χαι εντον εφηβου). Напротив, по сообщениям Греческого Анонима (р. XXIX) и Месяцеслова Василия (р. XXXIV), этот сон, или видение, видели родители Ефрема. См: Армянский Месяцеслов, ibid. .

Но лета юности не прошли для Ефрема без некоторых преткновений. От природы пламенный, он был раздражителен, а в юной плоти по временам возбуждались нечистые желания. В таких чертах представлял впоследствии сам Ефрем первые годы своей юности, хотя, без сомнения, в его изображении нельзя не заметить того глубокого смирения, которое составляло отличительную черту его характера в иночестве. «Еще в молодых летах, — говорит он в своей «Исповеди», — произнес я обет; однако же в краткие эти годы был я злоязычен, бил, ссорил других, препирался с соседями, завидовал, к странным был бесчеловечен, с друзьями жесток, с бедными груб, из-за маловажных дел входил в ссоры, поступал безрассудно, предавался худым замыслам и блудным мыслям, даже и не во время плотского возбуждения». А пытливость молодого, ещё незрелого ума, усиливающегося постигнуть то, что выше сил его, или легкомыслие молодости вовлекли его в некоторые сомнения относительно Промысла Божия. «В юности, — говорит он, — когда жил я ещё в миру, нападал на меня враг; и в это время юность моя едва не уверила меня, что совершающееся с нами в жизни случайно. Как корабль без руля, хотя кормчий и стоит на корме, идет назад, или вовсе не трогается с места, а иногда и опрокидывается, если не придет к нему на помощь или Ангел, или человек, так было и со мной» [7] «Обличение», р. 119–130. .

Но Промысл Божий не оставил без вразумления колеблющегося юношу, и следующие события, рассказанные самим Ефремом с глубоким сокрушением, послужили ему вразумительным уроком о Промысле и переходом к новому образу жизни [8] «Обличение», р. 119. С этим повествованием преподобного Ефрема во многом сходен рассказ, переданный от его лица кем-то, вероятно, из слушателей его. Он помещен на греческом языке (Opp. Graec., t. III, p. XXIII). . Однажды, по приказанию родителей отправившись за город, Ефрем запоздал и остановился ночевать в лесу вместе с пастухом овец. Ночью напали на стадо волки и растерзали овец. Когда пастух объявил об этом хозяевам стада, те не поверили и обвинили Ефрема в том, будто он привел воров, которые расхитили овец. Ефрем был представлен судье. «Я оправдывался, — говорит он, — рассказывая, как было дело. Вслед за мной был приведен некто, пойманный в прелюбодеянии с одной женщиной, которая убежала и скрылась. Судья, отложив исследование дела, обоих нас вместе отослал в тюрьму. В заключении нашли мы одного земледельца, приведенного туда за убийство. Но и приведенный со мной не был прелюбодеем, а земледелец — убийцей, равно как и я — похитителем овец. Между тем, взяты под сохранение по делу земледельца — мертвое тело, по моему делу — пастух, а по делу прелюбодея — муж виновной женщины; поэтому их и стерегли в другом доме.

Читать дальше