Иларион Алфеев: В каждой музыке — Бах...

В музыке Баха есть что-то универсальное, всеобщее, всеобъемлющее. Как писал поэт Иосиф Бродский, «в каждой музыке — Бах, в каждом из нас — Бог». Бах — явление всехристианского масштаба. Его музыка — вне конфессиональных границ, она экуменична в самом исконном значении этого слова, ибо принадлежит вселенной и всякому ее гражданину. Баха можно назвать православным композитором в том смысле, что в течение всей своей жизни он учился правильно славить Бога: свои партитуры он украшал надписями «Одному Богу слава» (Soli Deo gloria), «Иисус, помоги» (Jesu, juva), причем эти надписи были для него не словесными формулами, но исповеданием веры, проходящим через все его творчество. Музыка для него была богослужением [ 1 [1] Швейцер, А. Иоганн Себастьян Бах. М., 1965. С. 121. [2] Швейцер. С. 122. [3] Швейцер. С. 315. [4] Швейцер. С. 169-170. [5] Швейцер. С. 171. [6] Швейцер. С. 177. [7] Швейцер. С. 114. [8] Швейцер. С. 114. [9] Pelikan, J. Bach among the Theologians. Philadelphia, 1986. ]. Бах был истинным католиком — в исконном понимании греческого слова «кафоликос», означающего «всецелый», «всеобщий», «вселенский», ибо он воспринимал Церковь как вселенский организм, как некое всеобщее славословие, воссылаемое Богу, и свою музыку считал лишь одним из голосов в хоре воспевающих славу Божию. И, конечно же, Бах в течение всей жизни оставался верным сыном своей собственной церкви — лютеранской. Впрочем, как говорит Альберт Швейцер, подлинной религией Баха было даже не ортодоксальное лютеранство, а мистика [ 2 [2] Швейцер. С. 122. [3] Швейцер. С. 315. [4] Швейцер. С. 169-170. [5] Швейцер. С. 171. [6] Швейцер. С. 177. [7] Швейцер. С. 114. [8] Швейцер. С. 114. [9] Pelikan, J. Bach among the Theologians. Philadelphia, 1986. ]. Музыка Баха глубоко мистична, потому что основана на том опыте молитвы и служения Богу, который выходит за пределы конфессиональных границ и является достоянием всего человечества.

Как и всякий пророк, в своем отечестве и в свое время Бах не был по-настоящему оценен. Его, конечно, знали как великолепного органиста, но никто не сознавал его гигантского композиторского масштаба. Тогда по всей Германии гремела слава Карла Филиппа Телемана — композитора, чье имя теперь мало кому известно. Генделем же тогда восхищалась вся Европа.

После смерти Бах был почти сразу и почти полностью забыт. Изданное посмертно «Искусство фуги» — величайший шедевр композиторского мастерства, произведение безмерной духовной глубины — оказалось невостребованным: сыну Баха, Карлу Филиппу Эммануэлю, не удалось распродать более тридцати экземпляров; в конце концов пришлось пустить с молотка матрицы этого издания, чтобы хоть как-то покрыть понесенные убытки [ 3 [3] Швейцер. С. 315. [4] Швейцер. С. 169-170. [5] Швейцер. С. 171. [6] Швейцер. С. 177. [7] Швейцер. С. 114. [8] Швейцер. С. 114. [9] Pelikan, J. Bach among the Theologians. Philadelphia, 1986. ].

В XVIII веке именно Эммануэль Бах считался великим композитором, о сочинениях же его отца — Иоганна Себастьяна — знали лишь немногие [ 4 [4] Швейцер. С. 169-170. [5] Швейцер. С. 171. [6] Швейцер. С. 177. [7] Швейцер. С. 114. [8] Швейцер. С. 114. [9] Pelikan, J. Bach among the Theologians. Philadelphia, 1986. ]. Рассказывают, что однажды Моцарт оказался в церкви св. Фомы в Лейпциге во время исполнения мотетов Баха. Услышав лишь несколько тактов баховской музыки, он вскричал: «Что это?» и весь обратился в слух. По окончании исполнения он потребовал, чтобы ему показали все имевшиеся в наличии партитуры Баха. Партитур не было, но нашлись голоса. И вот Моцарт, разложив голоса на руках, на коленях, на ближайших стульях, начал просматривать их и не встал, пока не закончил чтение [ 5 [5] Швейцер. С. 171. [6] Швейцер. С. 177. [7] Швейцер. С. 114. [8] Швейцер. С. 114. [9] Pelikan, J. Bach among the Theologians. Philadelphia, 1986. ]. Влияние Баха, безусловно, сказалось на самом великом и самом глубоком произведении Моцарта — Реквиеме. Впрочем, Моцарт был одним из немногих исключений: большинству же музыкантов XVIII столетия даже имя Иоганна Себастьяна Баха было неизвестно.

Возрождение интереса к Баху в XIX веке связано прежде всего с именем Мендельсона. «Этот лейпцигский кантор — Божье явление, ясное и все же необъяснимое», — сказал Мендельсон, ознакомившись с партитурами произведений Баха [ 6 [6] Швейцер. С. 177. [7] Швейцер. С. 114. [8] Швейцер. С. 114. [9] Pelikan, J. Bach among the Theologians. Philadelphia, 1986. ]. Когда двадцатилетний Мендельсон в 1829 году исполнил в Лейпциге «Страсти по Матфею», это стало настоящим триумфом — подлинным возрождением к жизни музыки величайшего из композиторов, которых когда-либо знала история.