Павел Берснев - Лабиринты ума

Область мистики в данном случае понимается как сфера трансперсональных переживаний. Как пишет Станислав Гроф, имея в виду трансперсональные явления: «Общим знаменателем этой богатой и разветвленной группы необычных переживаний является ощущение индивида, что его сознание расширилось за пределы Эго и трансцендировало границы времени и пространства». [8]

Определяя понятие «мистика», Е. А. Торчинов пишет следующее:

«Слово „мистика“ греческого происхождения и имеет значение тайного, сокровенного, соответствуя таким образом слову латинского происхождения – „оккультный“. В Древней Греции существовало и существительное мист , переводившееся в древнерусских текстах как „тайник“ и означавшее участника мистерий, посвященного в таинства (слово „мистерия“ и означает „таинство“), например в Элевсинские мистерии. Позднее оно начинает использоваться для обозначения самых разных аспектов религиозных и парарелигиозных учений. В религиоведческой литературе слово „мистика“ обычно употребляется для обозначения:

1) трансперсональных переживаний, предполагающих переживание непосредственного общения, единения или слияния с божеством, безличным Абсолютом или иным типом первоосновы бытия. Это может быть также переживание онтологического „ничто“ или „пустоты“, но в любом случае предполагает высшую форму святости, достижение спасения, освобождения и т. д. Здесь мы встречаемся с интенсивнейшим религиозным переживанием, выражающимся в достижении очень специфичных измененных состояний сознания (правомерность и желательность употребления последнего термина будет рассмотрена ниже). К той же группе переживаний могут быть отнесены различного типа измененные состояния сознания, предполагающие переживание архетипических (в юнговском смысле) образов и ситуаций: смерти и воскресения (обновления), гибели и воссоздания мира, духовного рождения, Великой Матери, Спасителя-Мессии и т. п. Вероятно, в качестве подгруппы этого типа можно рассматривать профетические [9]феномены, а также разного рода „экстазы“ и „трансы“ (типа шаманских), не предполагающие обретения спасения или святости в смысле развитых мировых религий;

2) разнообразных форм эзотерических ритуалов, мистерий и посвящений, иногда предполагающих, а иногда не предполагающих переживания первого рода. Вариантом этого типа мистического являются и христианские „мистерии“ – таинства;

3) различных форм оккультизма, причем иногда ярко выраженного паранаучного характера – магия, астрология, всевозможные виды мантики и т. д.

Понятно, что все эти явления совершенно гетерогенны и обычно имеют совершенно различную природу, что делает слово „мистика“ вводящим в заблуждение и создающим препятствия для понимания. Если же учесть, что в обыденном сознании к области „мистического“ относятся также всевозможные истории „про злых духов и про девиц“ с участием зомби, оборотней и вампиров, то ситуация становится просто удручающей».

Фома Аквинский в «Сумме Теологии» определяет мистику как cognitio Dei experimentalis , как познание Бога посредством опыта.

Мистик «вкушает», то есть непосредственно переживает в непосредственном опыте соприкосновение с абсолютной реальностью. В этом, пожалуй, главное отличие мистического опыта (интуиции, инсайта) от иного, опосредованного соприкосновения с божественным – через священный текст и догматическое знание.

Итак, мистик в высоком значении этого слова преодолевает пропасть между конечным и бесконечным, относительным и абсолютным, и напрямую постигает Божественную реальность, мыслимую как предвечное единство всего многообразного сущего, единство, которое основывается на общности Изначальной Природы всего многоликого бытия.

Не будет преувеличением сказать, что Евгений Алексеевич Торчинов заложил в отечественном религиоведении новый вектор в изучении «мистического опыта». Намечалась серьезная и широкомасштабная работа по исследованию сферы измененных состояний сознания . В наших планах было открытие «Института Сознания Человека». Однако неожиданная, трагическая кончина Евгения Алексеевича в 2003 году заставила нас отказаться от ряда перспективных научных проектов.

Тем не менее работа не прекратилась. Отказавшись от академического подхода и институционализации нашего исследования, мы продолжили дело, начатое замечательным русским ученым, в совершенно новой методологической форме, о которой частично пойдет речь в дальнейшем.