Анри Каффарель: В присутствии Бога (100 писем о молитве)

Не так давно я повстречался с одним савойским крестьянином, который помимо своих основных занятий выполняет ответственную работу в организации земледельцев. Мне говорили о его исключительной христианской активности. Мы познакомились и подробно рассказали друг другу о нашей деятельности. Я стал говорить ему о «Заметках о молитве», и его интерес заметно возрос. Мне это показалось любопытным, и он, заметив мою реакцию, рассказал мне следующее: «В юности я часто прислуживал во время Мессы старому кюре в нашей деревне. Интересный был человек, суровый, хмурый, молчаливый, его побаивались, но и очень любили, или, вернее, очень почитали. С ним избегали встреч в повседневной жизни, но в случае чего сразу же бежали к нему за советом. Жил он в домике при церкви, обставленном скромно, как монашеская келья. Целые часы он проводил в церкви за молитвой. Однажды — мне было примерно лет четырнадцать, — я сказал ему: «Я тоже хотел бы уметь молиться, месье Кюре». Должно быть, для него это было нечто чрезвычайное, поскольку он, который никогда не улыбался, вдруг улыбнулся такой улыбкой, передать которую слова бессильны. Я потом подумал, что он, верно, всю жизнь молился, чтобы наступил день, когда кто-нибудь задаст ему этот вопрос. Он выглядел таким счастливым, что я приготовился, стоя в ризнице, где витал неясный аромат ладана, выслушать от него долгое поучение. К несчастью, я не могу вам описать его ясный взгляд, но по крайней мере его ответ я передам вам слово в слово, ибо он очень краток: «Когда ты приходишь к Богу, малыш, твердо помни, что Он здесь, и скажи Ему: “Господи, я отдаю себя в Твое распоряжение”». И своим обычным суровым тоном он заключил: «А теперь поскорее уложи свой стихарь». Я сразу понял, что его резкость происходила от стыдливости. В тот день я научился молиться. И скоро сорок лет, как я каждый день творю молитву, отдавая себя “в распоряжение Божие”». Согласитесь, что этот рассказ стоит целого поучения о молитве. Поэтому позвольте мне ни чего больше не писать вам сегодня. Но постарайтесь уразуметь, что значит: быть в распоряжении Божием. Это далеко ведет. Следует начать с того, чтобы отказаться от права распоряжаться собой по собственному произволу, а затем перестать и принадлежать себе. Всецело предоставить себя Богу, отдаться на Его милость, предать себя Его власти, Его безраздельной власти, предать Ему свое тело, свой разум, свое сердце, свою волю, свою жизнь, чтобы Он располагал этим по Своему усмотрению. Но к чему стараться это объяснять? — Словами этого не выразишь. Просите старого кюре, который уже не должен быть суровым теперь, когда он нашел Того, Которого искал, испросить для вас благодать пребывать в распоряжении Божием.

Я разделяю ваше мнение, что ваше духовное развитие в настоящий момент приостановилось. После размышления и молитвы я пришел к убеждению, что так будет продолжаться до тех пор, пока вы не предоставите более широкого места в вашей жизни молитве. И под молитвой я главным образом подразумеваю то, что принято называть «умной молитвой» [3] Святоотеческое выражение, обозначающее молитву, творимую в глубоком созерцательном сосредоточении, «умом», а не словами. — А. М. . «Умная» молитва есть общение души с Богом. Именно так духовные люди всегда ее понимали. «Молитва, дерзну сказать, есть беседа души с Богом», — писал св. Климент Александрийский. Для св. Бенедикта это — «проводить время с Богом». Для св. Терезы Авильской умная молитва есть «дружеское общение, в котором душа пребывает наедине с Богом, сознавая, что Он ее любит». Для Дом-Мармиона — «общение дитяти со своим Отцом Небесным, под действием Святого Духа». Эти выражения: «беседа», «общение» могут, однако, вызвать недоумение, наводя на мысль, что молитва состоит в основном во внутреннем говорении к Богу. На деле же она есть жизненный акт, включающий все наше существо целиком. Существует выражение, которое, если только брать его во всей полноте значения, могло бы достаточно хорошо передать эту внутреннюю активность молящегося человека: «Находиться в присутствии Бога». Позвольте мне, чтобы пояснить мою мысль, напомнить вам об одном событии, которое, несомненно, очень глубоко отложилось в вашей памяти. Я тогда пришел к вам, и вы, открыв мне дверь, сообщили, что ваша дочь Моника, по всей вероятности, заболела менингитом. Вы провели меня в ее комнату, погруженную в полумрак. Ваша жена сидела у маленькой кровати, безмолвная, с напряженным вниманием вглядываясь в маленькое исхудавшее лицо; время от времени она нежно поправляла прядку волос на лбу Моники; когда ребенок открывал газа, она отвечала ему улыбкой — той улыбкой, описать которую слова не в силах.