Е. Аквилонов - Иудейский вопрос

«Но подумайте (отповедь Дост-го) только о том, что, когда еврей „терпел в свободном выборе местожительства“, тогда двадцать три миллиона „русской трудящейся массы“ терпели от крепостного состояния, что уж, конечно, было потяжелее „выбора местожительства“. И что же, пожалели их тогда евреи? Не думаю. Нет, они и тогда точно также кричали о правах, которых не имел сам русский народ, кричали и жалобились, что они забиты и мученики. Но вот пришел Освободитель и освободил коренной народ. И что же, кто первый бросился на него, как на жертву, кто воспользовался его пороками преимущественно, кто оплел его вековечным золотым своим промыслом, кто тотчас же заместил, где только мог и поспел, упраздненных помещиков, с тою разницей, что помещики хоть и сильно эксплуатировали людей, но все же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтоб не истощить рабочей силы, а еврею до истощения русской силы дела нет: взял свое и ушел! Я только что прочел известие о том, что евреи в Южных Штатах уже набросились всей массой на многомиллионную массу освобожденных негров и уже прибрали ее к рукам по-своему, известным и вековечным своим „золотым промыслом“, и пользуясь неопытностью и пороками эксплуатируемого племени. А дней десять тому назад прочел корреспонденцию из Ковны, прехарактернейшую: „дескать, до того набросились там евреи на местное литовское население, что чуть не сгубили всех водкой, и только ксендзы спасли бедных опившихся, угрожая им муками ада и устраивая между ними общества трезвости“. Вслед за ксендзами поднялись и местные просвещенные экономисты, начали устраивать сельские банки, именно, чтобы спасти народ от процентщика-еврея, и сельские рынки, чтобы можно было „бедной трудящейся массе“ получать предметы первой потребности по настоящей цене, а не по той, которую назначает еврей. Ну, вот я это все прочел и знаю, что мне в один миг закричат, что все это ничего не доказывает, что это от того, что евреи сами угнетены, сами бедны, и что все это лишь „борьба за существование“, что не будь евреи так сами бедны, а, напротив, разбогатей они, то мигом показали бы себя с самой гуманной стороны, так что мир бы весь удивили. Но, ведь, конечно, негры и литовцы еще беднее евреев, выжимающих из них соки, а, ведь, те гнушаются такой торговлей, на которую так падок еврей. Во-вторых, не трудно быть гуманным и нравственным, когда самому жирно и весело, а чуть „борьба за существование“, так и не подходи ко мне близко. Не совсем уж это такая ангельская черта. А в-третьих, если писать историю этого всемирного племени, то можно тотчас же найти сто тысяч таких же и еще крупнейших фактов. Любопытно то, что чуть лишь вам понадобится справка о еврее и делах его, – не ходите в библиотеки, не ройтесь в старых книгах, не ищите, не трудитесь, а протяните лишь руку к какой хотите первой, лежащей подле вас, газете: непременно найдете что-нибудь о евреях, – все одни и те же подвиги! Так, ведь, это что-нибудь да значит. Разумеется, мне ответят, что все обуреваемы ненавистью, а потому все лгут. Но, в таком случае, тотчас рождается другой вопрос: если все до единого лгут и обуреваемы такою ненавистью, то с чего-нибудь да взялась же эта ненависть, ведь, что-нибудь значит же эта всеобщая ненависть, „ведь что-нибудь значить же слово все“, как восклицал некогда Белинский?!» [142].

«Пусть я не тверд в познании еврейского быта, но одно то я уже знаю наверно и буду спорить со всеми, именно, что нет в нашем простонародье предвзятой, априорной, тупой, религиозной какой-нибудь ненависти к еврею. Мне, даже, случалось жить с народом в одних казармах, спать на одних нарах. Там было несколько евреев, – никто не презирал их, никто не исключал их, не гнал их. Когда они молились, – никто не мешал им и не смеялся над ними; напротив, смотря на них, говорили: „это у них такая вера“. И что же? Вот, эти-то евреи чуждались во многом русских, не хотели есть с ними, смотрели чуть не свысока (и где же это? В остроге!) и, вообще, выражали, гадливость и брезгливость к русскому, к „коренному народу“ [143].

Защитники иудейства возражают, что «русский-де народ сам требует посредника, руководителя, экономического опекуна в делах, кредитора, сам зовет его, сам отдается ему. Посмотрите, напротив, в Европе: там народы сильные [144]и самостоятельные духом не боятся дать все права еврею! Слышно ли что-нибудь во Франции о вреде от status in statu тамошних евреев?» [145] .

«Рассуждение, по-видимому, сильное, но, однако же, прежде всего тут мерещится одна заметка в скобках ,а именно: «стало быть, еврейству там и хорошо, где народ еще невежествен, или несвободен, или мало развит экономически, – тут-то, стало быть, ему и лафа!» И, вместо того, чтоб, напротив, влиянием своим поднять этот уровень образования, усилить знание, породить экономическую способность в коренном населении, – еврей, где ни поселялся, там, еще пуще унижал и, развращал народ, там еще больше приникало человечество, еще больше падал уровень образования, еще отвратительнее распространялась безвыходная, бесчеловечная бедность, а с нею и отчаяние. В окраинах наших спросите коренное население: что двигает евреем и что двигало им столько веков? Получите единогласный ответ: «безжалостность: двигали им столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна только жажда питаться нашим потом и кровью» [146]. Что если б не евреев было в России три (??) миллиона [147], а русских; а евреев было бы 80 миллионов, – ну во что обратились бы у них русские, и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили ли бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали ли бы кожу совсем?!»