Стюарт Дж. Холл - Учение и жизнь ранней церкви

Раннехристианская эпоха отмечена попытками ввести крайне суровую дисциплину, как это было у маркионитов, монтанистов и новациан. Однако большинство в Церкви отвергло такие строгости, ибо осознавало, что еще рано отделять зерна от плевел. Даже Киприан стал менее взыскательным и согласился с Корнелием Римским по вопросу о степенях вины падших и о порядке возвращения их в лоно Церкви. Позже о высоких требованиях Киприана вспомнили донатисты, отрицавшие таинства «чужих» церквей, но и в этот раз Церковь в лице Рима и Августина отклонила подобные идеи. Разделение, возникшее в IV веке вследствие богословских споров, привело к послаблениям в отношении священнослужителей, запятнавших себя ересью или расколом. Афанасий проложил дорогу к беспрецедентным мирным соглашениям, подписанным на Александрийском соборе в 362 г.

Во второй половине III века некоторые христиане почувствовали стремление посвятить себя чистой духовности; они решили покинуть римское общество, разорвать узы собственности и семьи. Это привело к появлению монашества. Однако им не удалось отделиться от соборной Церкви, их вернули под начало епископов. Немало сделали для этого Василий Кесарийский и Августин. Иногда, как в случае Иоанна Златоуста или Нестория, иноческие идеалы оказывались губительны, если их пытались распространить на епископальную администрацию. Монашество привнесло в христианскую духовность одну отрицательную черту: превратное убеждение, что безбрачие лучше супружества, а не просто одна из двух равноценных возможностей. Личный жизненный опыт Августина, ощутившего могущество Христа, когда благодать Божия обуздала плотскую гордыню, привел его к желанию стать монахом. В результате он решил, что обращение обязательно должно вести к иночеству, и это оказало огромное влияние на Церковь. В богословии самого Августина такой подход привел к появлению мрачных догматов о предопределении, адских муках и проклятии новорожденных.

Империи необходимы были согласие в Церкви, общепринятое вероучение и единые обряды. В IV и V веках христианское богословие приобрело более четкие очертания; достигнутые тогда решения и по сей день считаются основами догматики. В то время созывались многочисленные соборы для рассмотрения взаимных угроз враждующих сторон или для улаживания споров. Сохранились исторические материалы, проливающие свет на этот мучительный и сложный процесс. Четыре Вселенских собора — Никейский (325 г.), Цареградский (381 г.), Эфесский (431 г.) и Халкидонский (451 г.) выработали единый образец правоверия для религии Империи.

Главные догматы были таковы:

1). Сын единосущен Отцу.

2). Святой Дух равночестен Отцу и Сыну.

3). Марию следует почитать как Богородицу.

4). Иисус Христос — истинно Бог и истинно Человек.

Символы веры и другие решения соборов содержат идеи и термины, в некотором смысле очень отличающиеся от Нового Завета. Эдвин Гатч, издавший в 1888 г. книгу «Влияние греческих идей и словоупотребления на христианскую Церковь», приводит в качестве типичного примера сравнение Нагорной проповеди с Никейским символом. «Первая принадлежит общинам сирийских крестьян, второй — миру греческой философии… Встает вопрос, почему сердцем учения Иисуса Христа была нравственная проповедь, а христиане IV века вознесли на знамя метафизические постулаты». Э. Гатч, а вслед за ним А. Гарнак считают, что Церковь IV–V веков предала новозаветную Благую Весть. В начале своей работы «История догмы» А. Гарнак пишет: «Догма, ее концепция и развитие есть плоды греческого духа, выросшие на евангельской почве». Те, кто верит в Иисуса Христа, вынуждены решать для себя, как поступить с этим очевидным противоречием.

Э. Гатч и А. Гарнак полагали, что истинной сущностью христианства являются нравственные заповеди Иисуса, абсолютная и высокая мораль, заключенная в Нагорной проповеди. Альберт Швейцер, выдающийся теолог и критик, ставший впоследствии врачом–миссионером, увидел в Иисусе провидца, вестника Апокалипсиса, а потому в какой–то мере повторил Его подвиг самопожертвования, оставив европейское благополучие ради трудного и преданного служения людям. Католические модернисты типа Альфреда Луази и Жоржа Тирреля заявили, что догматы римского богословия суть символы, отражающие упование на мир иной и верность мечте, за которые погиб Иисус, исповедуемый Швейцером. Сами они подхватили идеи теолога англиканской и католической церквей Джона Генри Ньюмана, написавшего «Заметки о развитии христианского учения». В этой работе он утверждает, что католическое богословие упорядоченно развивается и изменяется, подобно тому, как желудь превращается в дуб. Взгляды Дж. Г. Ньюмана имеют весьма большое влияние на современных католиков, они даже II Ватиканский собор относят на его счет, хотя сам мыслитель скончался за век до того, как состоялось это революционное событие.