Далее кн. Трубецкой указывает на ту бездну падения, которая отделяла от этого образа современную ему Россию, строившую храмы без огненного стремления, с куполами церквей имеющих "ужасающее сходство с предметами домашней утвари" и "механически" прикрепленными "наподобие труб" к крышам церковных зданий. Такое вырождение церковного зодчества он объясняет духовной теплохладностью, тем "беспросветным мещанством", которое надвинулось на весь мир. Все в архитектуре говорит только о земном, "все выражает необычайно плоскостное и плоское мироощущение". Мещанству не дано видеть глубины, ему недоступно ни величие добра, ни глубина зла, оно олицетворяет собою "житейскую середину". Но это "мещанство, — говорит он, — вовсе не так нейтрально, как это кажется с первого взгляда: из недр его рождаются кровавые преступления и войны. Комфорт родит предателя. Продажа собственной души и родины за тридцать сребреников, явные сделки с сатаной из-за выгод, явное поклонение сатане, который стремится вторгнуться в святое святых нашего храма — вот куда, в конце концов, ведет сытый идеал мещанского довольства".
На древнем религиозном искусстве непосредственно отражалось состояние человеческого духа. Искусство было пульсом жизни, оно являлось осязательным симптомом горения, или угасания духа. Так время высокого духовного подъема в русской истории XIV и XV вв. связано с именами таких великих иконописцев, какими были преп. Андрей Рублев и др.
Что касается новейших времен, то уже одна возможность такого сурового осуждения искусства упадочного периода, какое мы имеем в лице кн. Е. Трубецкого, свидетельствует о том, что русская мысль созрела до понимания истины. И это можно связать с тем духовным возрождением, о котором мы говорили. В церковном искусстве последних времен стал наблюдаться поворот к древним образцам (Феодоровский собор в Царском Селе) и в государственной жизни страны также ясно намечался возврат к исконным русским началам. "Тенденция последних царствований, — говорит проф. А. В. Карташев, — предрекала восстановление православного канонического статута монархов-сынов Церкви. Антиканоничный синодальный строй также был на пороге своей исторической смерти". Дело шло к восстановлению патриаршества, таким образом, ясно намечался возврат к симфонии.
Но это духовное возрождение имело лишь небольшую сферу влияния и не могло охватить всей страны. Большинство шло по инерции, по проторенному пути разрушения духовных начал. И раздвоенность, царившая во всех областях жизни в России, уже не могла быть преодолена.