Митрополит Георгий (Ходр) - Митрополит Георгий (Ходр) Призыв Духа

Если, предстоя Кресту, мы хоть на мгновение забудем о грядущей победе, значит, мы соглашаемся с тем, что страдание спасает, тогда как наверняка знаем, что оно — лишь выражение нашей осужденности, экзистенциального падения. Останавливаясь духовно перед Крестом, мы не должны видеть в нем лишь орудие казни Спасителя; созерцая Крест, мы поклоняемся ему, ибо благодаря ему вселенную наполнила радость.

Вот почему в византийском искусстве Распятый первоначально изображался с открытыми глазами во всей полноте Своей подлинности и реальности — умершим и, однако, Царем: «Ибо надлежало, чтобы Тот, для Которого все и от Которого все, приводящего многих сынов в славу, вождя спасения их совершил через страдания» (Евр. 2, 10). Христа Бог «совершил» — т. е. сделал совершенным в его человеческом естестве — через страдания на Кресте, и Крестом Он был прославлен.

Во время последнего Своего противостояния царству смерти Иисус говорит: «Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче! прославь имя Твое!». Ему отвечает глас с небес: «И прославил и еще прославлю» (Ин. 12, 27–28). За этим эпизодом следует очень сжатая речь о свете: «Я свет пришел в мир…» (Ин. 12, 46). И в прощальной речи Учитель развивает эту тему, завершая так: «И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Ин. 17, 5). Значит, эта слава, при воплощении скрытая в человеческой природе, никогда не покидала Господа в Его существе и вновь проявилась в Нем в Его смертный час.

Христос умер не вопреки своей воле, не насильственной смертью. Никто не мог Его принудить умереть. Его враги думали унизить Его, но это Он, из любви, даровал им жизнь. Смерть принесла Ему только честь и прославление. Христос не был побежден смертью. Он добровольно покорился смерти на мгновение, но в то же мгновение освободился и восторжествовал над нею.

Пасхальный гимн напоминает нам об этом: «Христос … сущим во гробех живот даровал». Люди видели смерть, но Он воистину пребывал вне гроба, куда они Его положили. Не через три дня, но немедленно Он смертию смерть попрал и дал тем, кого любит, силу освободиться от нее. Воскресение в третий день — это лишь зримое проявление в определенном и конкретном отрезке времени той вспышки света, которой просиял Христос в великую Пятницу. Перед нами не фильм, в котором образы следуют друг за другом, но спасительная действительность, и проявляется она по–разному. Мы в самом сердце тайны, непостижимой рассудку, и можем лишь всецело преклониться.

Мы далеки от той плоти и крови, которую в изобилии преподносят нам театр и кино в произведениях, посвященных Страстям Христовым. Скорбеть над Иисусом, сожалеть о Нем — значит отрицать божественную и светлую сторону спасения, словно Бог позволил погубить Своего Сына, дабы утолить Его кровью некий Свой, Божий, гнев. Нам говорят, что справедливость потребовала смерти Бога, ибо только такой смертью можно было удовлетворить ярость, которую вызвал у Бога человеческий грех. Эта ересь распространилась в средние века в западном богословии; ею отмечено и западное благочестие, поощряющее в христианах какое–то пристрастие к скорбям и побуждающее людей кичиться своими страданиями, считать их признаком благодати, словно калеки и уроды ближе всех к Богу.

Преувеличенный поиск несчастья стал признаком добродетели. И в постановках, посвященных Христу, стремились показать Его слабость, недужность, изобразить Его как труп. А между тем древняя традиция учит нас, что даже слово «труп» не подобает употреблять, говоря о Господе, о тайне Его смерти. Тело Христово на Голгофе и во гробе — то самое Тело, Которое восседает на престоле с Отцом и Духом.

Христиане, разделяющие два естества Христовы и настаивающие на Его страждущем человечестве — потому что так удобнее, и к тому же это уподобляет Христа нам, — такие христиане, фактически, впадают в несторианскую ересь. Верно, что Христос был, как мы, из плоти и крови, что уподобился нам во всем, кроме греха. Но он призывает нас стать такими, как Он, в ином смысле: Он возвысился над телесными скорбями, принял их на Себя, в Своей божественности, и обратил их в поле деятельности любви Божией.

Что Христос уподобился нам — это известно. Что мы должны уподобиться Христу — это призыв к нам. К сожалению, многие христиане не различают этого, предпочитая–и в своей духовности, и в своей вытекающей из нее ментальности, и в художественном выражении — практиковать нечто вроде несторианства, отрывая Его человеческое естество от божественного. Получается какое–то христианство умерщвления. Это хорошо видел Ницше, когда обличал христиан как упадочников. Сентиментальное, любящее скорбь христианство, как греческая трагедия, помещает человека в тень рабства.