Дэвид Маршалл: 'Новый век' против Евангелия

На следующий день я был на приеме у дантиста. Он запаздывал. Мне предстояло удалить зуб мудрости. Заглушая в себе беспокойство, я судорожно просматривал лежащие на столике журналы. В глаза бросилось название одной из статей: "Как отличить истину от искусной подделки". Автор писал о гуру, причем так, что при иных обстоятельствах я бы расхохотался. Однако последовавшие за этим сто минут пыток, которым меня подверг мой друг-дантист, выветрили из памяти все содержание этой статьи, кроме ее названия.

Как отличить истину от искусной подделки? Это тонкое мастерство, которым всем нам сегодня следует овладеть. Всяческий вздор обрушивается на нас со всех сторон. Это и изощренная, вводящая в заблуждение искусная ложь, которая звучит интригующе и подчас приправлена загадочным ароматом Востока, это и абсурд, который не поддается логическому объяснению. Но зачастую эта бессмыслица преподносится довольно умно и логично, так что если вы не знаете, от каких мастеров она исходит, на каких ложных посылках она основывается, вы вполне можете принять этот абсурд за железную логику. Тысячи людей попались на этом и были ввержены в такую пучину ужаса, по сравнению с которой удаление моего зуба мудрости, который пришлось распиливать пополам, а затем извлекать из челюсти, вполне может показаться пикником, ожидаемым с нетерпением.

Требуется детектор лжи или эталон, с которым можно сверять аргументы, чтобы отличить истину от лжи.

Поколение 60-х

Поколение 60-х - особенно те, которые учились в высших учебных заведениях, - не было причастно к изобретению подобного рода подделки. Мы просто набрались больше положенного разного идеологического мусора. В то время, когда Соединенные Штаты воевали во Вьетнаме, мое поколение становилось пацифистами, хиппи или просто равнодушными, уставшими от жизни людьми. Мы говорили о сексе, будто мы только что изобрели его. Мы говорили о доминанте цвета и одевались так, что наши родители тянулись к нюхательной соли. (Ко мне, впрочем, это не относилось. Самое большее, в чем я преуспел, следуя за модой, был коричневый плисовый пиджак. Мы в старых университетах жили более абстрактными идеями...) И лишь когда мы получили свои дипломы и сменили фольксвагены-жуки и ситроены-2 на кортины и БMB, а сумки через плечо - на портфели и нашли время подстричься, обнаружили, что происходит нечто тревожное. Та наивная чепуха, которую мы городили, зная, что это просто бессмыслица, зная, что это вздор, была воспринята следующим поколением. И весь этот мусор был не только воспринят новым поколением, но воспринят настолько серьезно, что они и вообразить себе не могли. Все это происходило на моих глазах, когда я толкался в университетских коридорах в своем коричневом плисовом пиджаке и мокасинах, работая над докторской диссертацией.

Жертвы субкультуры

Наше поколение впитало в себя целый мир всяческого вздора. Целую культуру. Таким образом абсурдность "шестидесятников" превратилась теперь в обретаемую мудрость.

Пробираясь ночью по мху, заменявшему газонную траву, в общежитие аспирантов, я обнаружил, что мне приходится переступать через тела. Неподвижные тела. Это были не пьяные. Это была не демонстрация сторонников общества вседозволенности. Люди просто окаменели, лишившись разума, унесенного в неведомые дали.

Я никогда не забуду, как вместе с профессором Дж. П. Кеньоном впервые столкнулся с наркокультурой тогда, когда, спустившись по истертым каменным ступеням, мы прошли с ним через низенькую дверцу на заросшую мхом лужайку. Будучи сильным человеком, он обычно поднимал провинившегося, крепко схватив его за воротник правой рукой. А затем опускал ему в карман официальное уведомление, извещавшее о том, что на следующее утро в неправдоподобно ранний для бедняги час тот должен предстать перед профессором и без всяких оговорок выплатить штраф ъ виде определенной (обычно довольно крупной) суммы денег. Но поднять на ноги эти тела даже профессору Кеньону было не под силу. Их неподвижные, широко открытые глаза были устремлены в пустоту, а лицо своим выражением напоминало рыбу, каким-то образом ускользнувшую с лотка торговца. Тела же хозяевам совершенно не подчинялись. Вскоре после этой первой встречи с наркокультурой профессорудовелось наткнуться на тело, которое было действительно мертвым... Полдюжины других, испытавших "глюки" или "уехавших не туда", пришлось срочно направлять в психиатрические больницы или специальные клиники. Больше всего профессора поразило не то, что такое происходит, но что это происходит здесь, под самым его носом. Он моментально перевелся в другой университет, в Шотландию, где, как ему представлялось, атмосфера будет почище. Когда же спустя совсем немного времени там возникла та же проблема, он стал профессором истории в университете штата Канзас, где за дисциплиной следили вооруженные полицейские, а не ректор колледжа и не деканы.