Иоанн Кронштадтский - Неизданный дневник

22 сент. 1908 г.

Ваш почитатель Протоиерей Иоанн Сергиев.

Это письмо, полученное за три месяца до кончины батюшки, явилось для меня как бы последним завещанием. Пожелание "обильного дара живого слова" дало мне смелость чаще говорить в церкви поучения и воодушевило писать по его примеру духовный дневник. Что касается иеродиакона Мелетия, принятого мною в Чудов монастырь, то он действительно не причинил для обители никакого беспокойства, так как через несколько месяцев, отправившись на родину, умер.

Благодарю Господа, сподобившего видеть и знать отца Иоанна Кронштадтского в то время, когда я был еще молод и нуждался в духовной поддержке, живом примере. На примере отца Иоанна я убедился воочию, как служитель алтаря близок Богу и как неотразимо может быть его влияние на народ. Откровенно скажу, батюшка своим молитвенным вдохновением сильно действовал на меня, думаю, также и на многих, особенно при совершении Божественной литургии.

Спроси себя каждый пастырь: всегда ли ты бываешь исполнен благоговейных чувств, всегда ли созерцаешь Небесное? Отец же Иоанн непременно проникался всем этим, что заметно было даже со стороны.

Служить с батюшкой являлось великим утешением. Причаститься из его рук значило получить наивысшую радость. И нужно было спешить, чтобы не потерять случая вкусить вместе с великим пастырем Небесной Трапезы. И если обычно требуется продолжительное говение, большое воздержание, то при его служении весь центр тяжести заключался в духовном воодушевлении, в духовной свободе. Таково уж свойство благодати Божией — изливаться не на внешнюю праведность, а на смиренное верующее сердце, кающееся и любящее Господа.

Да, счастлив тот, кто знал отца Иоанна и имел возможность входить в молитвенное общение с ним. Впечатление он производил неотразимое. Это поистине был жених евангельский (Мф. 9, 15; Лк. 5, 34–35): так легко и отрадно дышалось при нем! Повидаешься с батюшкой, послужишь совместно литургию и запасешься на более или менее продолжительное время огнем пастырской ревности; начнет он угасать — опять поспешишь к нему и духовно воспрянешь.

Влияние отца Иоанна на пастырей было так велико, что порождало у некоторых желание ему подражать. Однако в вопросах духа недостаточно одной только копировки. Здесь нужна еще искренность и личный подвиг, чего во многих недоставало, а потому и деятельность таковых сводилась к нулю.

В чем же заключалась сила Кронштадтского пастыря? Одни объясняют ее добрым характером, приветливостью и общительностью батюшки — но мало ли на свете подобного рода людей, однако слава о них не распространяется. Другие видят причину того же в его щедрой благотворительности, поощряемой в наше время, когда ищут христианства деятельного, а не созерцательного. Нет недостатка у нас и в благодетелях, жертвующих миллионы, но кому они особенно известны? Наконец, третьи усматривают в отце Иоанне присутствие жизненного магнетизма, неотразимо действовавшего на всех, с кем он встречался. Но почему бесславны все гипнотизеры? Таковы объяснения мудрецов века сего.

Лица же духовные говорят, что причину влияния отца Иоанна нужно искать в его глубокой вере, любви, преданности Православию, в искреннем отношении к пастырству и личной святости. Да, но перечисленное только привлекает благодать Божию, которая собственно и делает человека великим, — вот в чем нужно искать разгадку его обаятельности. Благодать прославила Кронштадтского пастыря и привлекла к нему сердца многих. С этой стороны он являлся не обычным человеком, а чудом Божиим, духовным сосудом, исполненным многих дарований, имевшим право говорить: "Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе" (Флп. 4,13). Сам же батюшка, когда спрашивали его, каким образом он достиг такой известности, обыкновенно говорил: "Ничего другого я не имею, кроме благодати священства, которая получается всяким иереем при рукоположении; возгревай ее и будешь совершать еще большее и славнейшее".

Итак, приосененный благодатию Божией, отец Иоанн, прежде всего, обладал исключительной верой. Мы к ней только приближаемся, только желаем иметь ее, но она не согревает сердца, не занимает всецело ума и, как говорится, "скользит" в нас. Отец же Иоанн вне всяких сомнений и колебаний верил в Спасителя и в святое Евангелие: вера была его родной и вечной стихией, истинным ведением, а не простым холодным знанием. Он думал и говорил обо всем, относящемся к Божественному, не как о чем-либо стороннем, вне сознания, его находящемся, но как о лично испытанном и виденном, говорил, как очевидец. Верой во Христа отец Иоанн был пропитан, как губка прописывается водой, а потому мог смело говорить с апостолом: " …уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня" (Гал. 2, 20). Вот излияния его души, записанные во множестве в дневнике, свидетельствующие о глубокой вере: "Троица Святая, Отец, Сын и Дух Святый для меня и для всех — дыхание и свет, жизнь, сила, оправдание, премудрость, святость, всякое богатство, помощь, исцеление от всяких болезней, молитвенный огонь, источник умиления, хранение, безопасность, всякое благо… Бьется ли радостию и трепетом твое сердце при воспоминании и произнесении святейшего Имени несозданной и все создавшей, Всеблагой и Всеблаженной Троицы, Отца и Сына и Св. Духа? О пречудное Имя! О пресладкое и всежизненное Имя! О прекрасная существенная и вечная Троице, давшая неизреченную красоту всему созданному духовному и вещественному миру!.. Единственный и Единородный Сын есть только Сын Божий, и единственный животворящий Дух есть Дух Божий, Которым всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Троическим единством священнотайне (Антифон). Слава же Тебе, Господи, открывшему нам тайну Св. Троицы, елика подобаше. Аминь" (Живой колос с духовной нивы, с. 2–3).