Но если Иеремия по-особому переживал события, коих современником он был, то и гибель Иерусалима он тоже воспринял очень необычно. Можно было бы предположить, что евреи больше не смогут восстановить Иерусалим, но тогда остается только одна надежда: сохранить последнее сокровище — закон Моисеев, религию Завета, возобновленного как раз в пору молодости Иеремии. Но великий пророк задумывается совсем о другом. С одной стороны, он видит грядущее чудо избавления из плена, это как будто и не проблема для него. Но с другой стороны, он видит, что многократные призывы Ягвэ к Израилю в целом остаются безответными. И веря в то, что обетования Божии неизменны, Иеремия начинает догадываться, что разрушение Иерусалима и храма означает прекращение времени действия Завета, который позднее назовут Ветхим. С ясностью, до которой не поднялся ни один пророк в Израиле до или после него, Иеремия возвещает главную из открывшихся ему тайн:
"Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля … Новый Завет, не такой завет, какой Я заключал с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними … Но вот завет (будущих дней) : вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга … и говорить: "познайте Господа", ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого … потому что я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более … В те дни уже не будут говорить:
"отцы ели кислый виноград,
а у детей на зубах оскомина";
но каждый будет умирать за своё собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет … В те дни Я посещу всех обрезанных и необрезанных, Египет, и Иудею, и Едома, и сыновей Аммоновых, и Моава и всех … обитающих в пустыне…" (31, 31–34; 31, 29–30; 9, 25–26).
Иеремия, раньше уже говоривший, почти как св. ап. Павел о необходимости обрезать крайнюю плоть с сердца (4, 4), изнутри Ветхого Завета сообщает нам о Завете Новом, принципиально ином:
1) Закон Божий будет не внешним, а "написан" в душе
2) Каждый будет нести личную ответственность за свои поступки (к сожалению, до сих пор многие христиане не знают о том, что древние представления о родовом благословении или проклятии отменены еще до Евангелия, Иеремией, и ныне могут рассматриваться только в генетическом, а не в сотериологическом аспекте). Этот постулат отражал пробуждавшееся личностное сознание, которому надо будет научиться выделять себя из общенародного и родового.
3) Каждый будет иметь личное познание Господа (подобное познание — это синоним причастия)
4) Господь простит все грехи
5) Все народы, а не только Израиль, будут приведены к истинному Богу.
Это удивительное откровение, предвосхитившее НЗ, и явилось кульминацией служения пророка-страдальца.
Пророк Иезекииль, бывший одновременно одним из многих священников, разделивших вместе с народом горечь разрушения Иерусалима и вавилонского пленения, несомненно испытал влияние Иеремии, и продолжил некоторые темы его учения. В этом смысле интересна 18-я глава книги Иезекииля, которую он посвящает детальному рассмотрению всех выводов, вытекающих из учения Иеремиии о личной ответственности человека пред Богом за свои грехи и добродетели, о своей собственной "оскомине от кислого винограда". Сформулируем эти выводы:
— Праведность и грех с духовной точки зрения оказываются в перспективе синонимами слов жизнь и смерть: "душа согрешающая, та умрет … если кто праведен и творит суд и правду (далее подробно перечисляются добродетели) … соблюдает постановления Мои искренно … он непременно будет жив" (18, 1–9).
— Дело не только в личной ответственности, но и в том, что не существует автоматического переноса праведности или греховности из рода в род, и потому у праведника вполне может быть нечестивый сын и он "непременно умрет, кровь его будет на нем" ; но и у нечестивца по неисповедимым путям Божиим может родиться праведный сын, и он не понесет вины отца своего(18, 10–20).
— За этими логичными формулами, однако, для грешащего человека (а их множество) нет еще последнего приговора, ведь он еще может покаяться, и тогда "все преступления его … не припомнятся ему; в правде своей … он жив будет" (18, 21–24).
Всё это заключает мысль пророка, что пути Бога правы, а Его правда отличается от простых человеческих представлений. Когда пророк употребляет выражение "праведник непременно будет жив", "душа грешная умрет", то вначале может показаться, что он говорит в традиционном ВЗ-ном смысле относительно жизни земной. Но видение в 37-ой гл. его книги открывает нам нечто новое:
Читать дальше