Алексей Сидоров: Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества

При учете такой важнейшей роли иночества в истории Православной Церкви, и особенно в истории Русской Православной Церкви, в данной серии предполагается напечатать, в первую очередь, очерк истории древнеегипетского монашества П. Казанского, работу о палестинском монашестве архимандрита Феодосия (Олтаржевского) и о сирийском — иеромонаха Анатолия (Грисюка). Хотя в ряде моментов эти книги устарели, они в целом верно изображают первоначальный этап становления иночества. Труд И. Соколова о византийском монашестве, написанный на основе глубокого изучения источников, может послужить весомым дополнением к ним. Данные работы русских ученых, на наш взгляд, должны составить своего рода фундамент всех дальнейших выпусков серии, в которой предполагается не только перепечатывать старые работы, но и издавать работы новые: монографии, переводы и публикации памятников аскетической и агиографической письменности. Многое было сделано нашими предшественниками на этом поприще, но еще более предстоит сделать. Поэтому мы призываем к сотрудничеству всех желающих потрудиться на ниве православной науки и духовного просвещения. Делателей здесь пока еще мало, но мы уповаем на то, что, по милости Божией, их будет все более и более, и нива эта принесет свой сторичный плод Богу и Церкви Православной.

Моему духовному отцу и всем православным инокам и инокиням, своими молитвами, трудами и скорбями спасающим нас, грешных, посвящается

Эта небольшая книга (своего рода церковно–исторический и патрологический этюд) возникла одновременно и спонтанно, и неожиданно. Первоначальный вариант ее писался в качестве вступительной части к одному из томов моего «Курса патрологии» под названием «Возникновение и расцвет монашеской письменности» (IV— начало V вв.). Однако когда я взялся дорабатывать этот вариант, то увидел, что он обретает черты вполне самостоятельного целого. Именно как такое целое, мы и представляем эту книгу на суд читателей.

Создавая ее, я ставил перед собой одну единственную цель: самому увидеть и постараться другим показать процесс появления на свет удивительного свидетельства Божией милости к человечеству — православного монашества. Безусловно, подобная задача, если ее исполнять в полной мере, чрезмерно грандиозна и не вмещается в узкие рамки данного беглого очерка. Однако я и не стремился исполнять ее в полной мере, ставя перед собой куда более скромную цель: обозначить главные вехи в истории древнего иночества и древнецерковного аскетизма, наметить сущностные моменты этой истории и уловить ее наиболее характерные черты. Для этого я нашел целесообразным разделить всю работу на две части: «Древнехристианский аскетизм» и «Зарождение монашества», каждая из которых содержит по три главы (включая предваряющий первую часть небольшой «Пролог», под названием «Дохристианский аскетизм»). Осуществляя эту работу, я вовсе не пытался сделать ее сугубо научным исследованием, предназначенным для узкого круга специалистов, а писал ее, так сказать, в жанре научно–популярной литературы, предназначая для достаточно широкого круга православных читателей. Как и в некоторых других своих работах, я старался широко, насколько это доступно было мне, использовать разработки других ученых — как русских, так и западных, которые сочетаются и с собственными изысканиями в сфере древнецерковной письменности. При этом в книге довольно часто приводятся обширные цитаты из трудов этих ученых (в первую очередь из работ русских церковных историков и патрологов), если я нахожу, что мысли, которые и ко мне приходят на ум, уже были высказаны другими точно и ярко, не говоря уже о тех случаях, когда компетенция других исследователей не может быть сравнима с моими скромными познаниями в той или иной области церковно–исторической и богословской науки. Кроме того, по моему глубокому убеждению, православная наука (как и вообще всякая подлинная наука) может иметь право на существование только в том случае, если она является наукой соборной . Поэтому все свои личные мнения я старался и стараюсь сличать со взглядами других православных (а иногда и инославных, если они не встают в противоречие с соборным православным сознанием) исследователей, чтобы избежать самой страшной пагубы для любого христианина — зла «греховной самости», которая у каждого пишущего человека выражается прежде всего в гипертрофии авторского самолюбия, являющейся одной из форм греха гордыни. Если моя точка зрения на какую‑либо проблему или частный вопрос отличается от устоявшейся и общепринятой, то я высказываю ее лишь в качестве гипотезы и, когда это позволяют обстоятельства и мои слабые силы, стремлюсь аргументировать ее. В случае, если та или иная гипотеза не подтвердится соборным сознанием церковной науки, я готов всегда отказаться от нее.