Алексей Сидоров: У истоков культуры святости

Впрочем, названными тремя центрами «монашеская география» Египта отнюдь не ограничивалась, ибо всю эту страну в IV–V вв. покрыла густая сеть обителей и отшельнических келлий. Находки папирусов подтверждают это, хотя количество данных источников для IV в. значительно меньше, чем для V–VIII вв. [43] См.: Judge Ε. A. Fourth Century Monasticism in the Papyri // Proceedings of the XVI International Congress of Papyrology. Chico, 1981, p. 612–620. Тем не менее, и среди папирусов IV в. есть интереснейшие документы, показывающие сколь глубоко проникло монашество во все слои тогдашнего египетского общества, освобождая их от греховной грязи и от сальных наслоений язычества. Например, папирусы сохранили семь писем к некоему старцу Пафнутию (середина IV в.) от его духовных чад, где они благодарят его за молитвы, испрашивают его благословения на те или иные свои дела, высказывают свое горячее стремление лицезреть его и т. д. [44] См. английский перевод этих писем в кн.: Ascetic Behavior in Greco–Roman Antiquity. A Sourcebook. Minneapolis, 1990, p. 459–462. Благодаря этим письмам феномен старчества, стоявший у самых истоков монашества и определивший все последующее развитие его, обретает новые смысловые нюансы, ибо письма показывают, что духовное окормление простиралось и на обыденную жизнь мирян, направляя ее основное русло. Еще большее внимание привлекает корреспонденция св. Исидора Пелусиота. Образованнейший человек, глубокий знаток и толкователь Священного Писания, мудрый пастырь и истинный монах [45] «Он так изнурял плоть свою трудами и так утучнял душу возвышеннейшими помыслами; пишет Евагрий, что на земле приобщился жизни ангельской и постоянно был живым памятником монашеского' жития и Богосозерцания». Казанский П. С. С вятый Исидор Пелусиот // Прибавления к изданию творений святых отцёв в русском переводе, ч. 14, 1855, с. 476. , он притягивал к себе сердца многих людей самых различных сословий и состояний: богатых и бедных, влиятельных сановников и скромных горожан, язычников и христиан, архиереев и мирян [46] Ср. характеристику:. «Изучение, в тишине монастырской жизни, Священного Писания и чтение отцов дало Исидору то, к чему он стремился: он постиг истинную христианскую мудрость, а строгая подвижническая жизнь доставила ему известность и славу опытного инока. . Его обширная переписка (более 2000 писем) показывает, что св. Исидор был одним из наиболее ярких «властителей дум» не только в Египте, но и во всем христианском мире первой половины V века. [47] См.: Evieux Р. Isidore de Peluse. Paris, 1995, p. 11–28. Среди его посланий значительный удельный вес составляют письма к монахам (ок. 170 писем к 64 лицам или группам иноков), которые позволяют достаточно полно представить многие аспекты иноческого жития, духовного мира и миросозерцания монахов той эпохи [48] Подробно см.: Ibid., p. 241–290. . Кроме того, «преподобный Исидор, будучи сам настоятелем Пелусийского монастыря был поистине воспитателем лиц иночествующих, наставником и руководителем их личной жизни, сознававшим на себе ответственность за спасение каждого инока–брата. Необыкновенная его духовная опытность и глубокое знание человеческой души, соединенная с его пламенною пастырскою любовью, давали ему полную возможность влиять своими наставлениями и, на иночествующих лиц» [49] Заварин И. Преподобный Исидор Пелусиот, как учитель иноческого подвижничества // Православный Собеседник, 1899, ч. II, с. 106. .

Говоря о триумфальном шествии монашества в Египте, нельзя обойти молчанием роль св. Афанасия Великого. Обычно личность этого выдающегося святителя привлекает внимание в связи с его значением в деле победы Православия над арианством, а поэтому он и рассматривается–преимущественно как догматист и полемист [50] См., например, характеристику святителя, данную одним из первых русских патрологов: «Борьба с арианством была главною задачею всей многострадальческой жизни александрийского святителя, победа над ним — целью важнейших трудов его, а заслуги для Церкви, оказанные им на этом? поприще, были столь разительны, что еще при жизни он почтен редкими наименованиями непобедимого защитника веры, отца Православия, Великого. Посему–то все, что он сделал по поводу арианской ереси и против нее, достойно не только удивления, но и особенного изучения». Довягин Ε. О заслугах святаго Афанасия Великаго для Церкви в борьбе с арианством. Спб., 1850, с. 4–5. . Это, безусловно, верно, но следует подчеркнуть, что в многогранной личности и миросозерцании святителя подвижник и представитель древнецерковного аскетического богословия органично сочетались с догматистом и полемистом [51] Например, христологию, сотериологию и учение о человеке св. Афанасия нельзя мыслить вне контекста его аскетического богословия. См.: Roldanus J. Le Christ et l'homme dans le theologie d'Athanase d'Alexandrie. Etude de la conjonction de la conception de l'homme avec christologie. Leiden, 1977, p. 277–348. . Поэтому не случайно между ним и недавно зародившимся монашеством существовала самая теснейшая связь, а точнее — глубинное духовное сродство. Именно этим внутренним сродством, а не какими–либо чисто земными интересами «церковного политика», озабоченного лишь стремлением сохранить свою власть, объясняется тот факт, что св. Афанасий во всей своей деятельности постоянно искал (и находил) опору в иночестве [52] См.: Kьhnweg U. Athanasius und das Mцnchtum // Studia Patristica, v. XXXII, 1997, p. 25–32. О связи св. Афанасия с пахомиев–ским монашеством, восходящей к самому началу его архипастырской деятельности см.: Bernard L. W: A thanasius and the Pachomians // Ibid., p. 3–11. . Но одновременно он был покровителем и организатором монашеской жизни, на пер — первых порах содержащей в себе (что вполне понятно) некоторые «хаотические элементы» [53] При этом святитель особое внимание обращал на женское монашество (или, точнее, «женский аскетизм»), имевший большое значение в ту эпоху и подвергавшийся многочисленным искушениям от различных видов еретического «лжеаскетизма». См.: Brakke D. Athanasius and the Politics of Asce–tism. Oxford, 1995, p. 17–79. . Не случайно, св. Григорий Богослов, повествуя в «Похвальном Слове Афанасию Великому» о том, как тот скрывался среди монахов от преследований ариан, пишет: «С ними беседуя, великий Афанасий, как и для всех других был он посредником и примирителем, подражая Умиротворившему кровию Своею то, что было весьма разлучено (Кол. 1, 20), так примиряет и пустынножительство с общежитием, показав, что и священство совместно с любомудрием (т. е. с подвижнической жизнью. — А. С.), и любомудрие имеет нужду в тайноводстве; ибо в такой мере согласил между собою то и другое, и соединил в одно как безмолвное делание, так и деятельное безмолвие, что убедил поставлять монашество более в благонравии, нежели в телесном удалении от мира» [54] Святитель Григорий Богослов Архиепископ Константинопольский. Собрание творений, в 2–х томах, т. 1. Сергиев Посад, 1994, с. 315. . Также не случайно, творения этого Александрийского святителя (включая шесть посланий, посвященных монахам и монашеской жизни) активно читались иноками, видевшими в св. Афанасии своего духовного руководителя [55] См. предисловие к английскому переводу указанных посланий: The Monastic Letters of Saint Athanasius the Great. Translated with an Introduction by L. W. Barnard. Oxford, 1994, p. VII. . Опору среди подвижников и подвижниц находил святитель и в самой Александрии (где феномен «городского монашества» был уже значительным фактором церковной жизни с самого начала IV в.) [56] См.: Elm S. Op. cit., p. 357–370. Правда, вряд ли приемлем тезис этой исследовательницы, что главной опорой св. Афанасия были александрийские подвижники (и, особенно, подвижницы), а не «египетские» в узком смысле этого слова. . На монахов он опирался не только в борьбе за Православие, но и в своем руководстве миссионерской деятельностью, простирающейся до самых пограничных форпостов верхнего Египта [57] Важные свидетельства на сей счет представляют «Истории монахов верхнего Египта», датирующиеся самым концом IV в. См.: Histories of the Monks of Upper Egypt, p. 73–141. . Наконец, постоянные усилия св. Афанасия, направленные на то, чтобы включать иноков в клир и, особенно, епископат [58] См.: BrakkeD. Op. cit, p. 80–141. Св. Афанасий, помимо прочего, «хотел, чтобы пример жизни иноческой назидал не одних удалившихся от мира. Воспитанников пустыни, возвышавшихся своими добродетелями пред прочими, он призывал на служение Церкви и поставлял в епископы. Еще св. Александр избирал между иноками пастырей Церкви: преемник св. Александра подражал его примеру и чем более благотворными оказались первые опыты такого избрания, чем более стесненные обстоятельства Церкви требовали от пастырей ее готовности на всякие лишения, тем охотнее св. Афанасий вверял попечение о пастве Христовой инокам, устраняя всякий предлог с их стороны к уклонению». Горский А. В. Ж изнь святаго Афанасия Великаго, Архиепископа Александ–рийскаго. Сергиев Посад, 1902, с. 120. , еще раз подтверждают внутреннее единство монашества и церковной иерархии, характерное для той эпохи и явленное в лице этого святителя с наглядной очевидностью. Поэтому точка зрения некоторых западных ученых, встречавшаяся и встречающаяся в их трудах, на монашество, как на изначально «антиклерикальное движение» [59] См., например, высказывание о древнем иночестве, как о «паническом. бегстве (stampede) от кафолической Церкви» в кн.: Workmдn Η. В. The Evolution of the Monastic Ideal. London, 1913, p. 11. Ср. также: Griggs С W. Early Egyptian Christianity from its Origins to 451 С. E. Leiden, 1990, p. 102, 146–148, 152. , не имеет под собой никакой основы. Наконец, нельзя не отметить важного значения св. Афанасия в распространении идей восточного монашества на Западе: он, например, во многом определил духовный путь известной римской подвижницы Марцеллы и епископа–аскета Евсевия Верчилльского, не говоря уже о множестве других западных христиан [60] См.: The Church in the Christian Roman Empire by J. R. Palanque, G. Bardy, P. de Labriolle, G. de Plinval, L. Brehier, v. II. The Life of the Church in the Fourth Century. London, 1952, p. 482–486. .