А. И. Клибанов: Духовная культура средневековой Руси

Исследовательница сознательно избрала своим предметом учительную литературу, имея в виду ее предваряющее значение по отношению к путям последующего литературного развития и особенно дорожа внутренним миром «маленького человека», оказавшимся большим миром духовных запросов и идейных интересов. «Как видим, — писала В. П. Адрианова–Перетц, — учительная литература теоретически подготовила к XVII веку русских историков и их читателей к размышлениям над человеческим характером — над его сложностью и противоречивостью, над совмещением в нем доброго и злого начала» [40] Там же. С. 64. . Учительная литература была ближе к жизни, чем любая другая литература Древней Руси: «Эта литература заглядывала и в самые сокровенные уголки души человека. Она тоже учила «должному» и предостерегала от недостойных поступков, но учила, пристально всматриваясь в действительность…» [41] Там же. С. 51. Учительную литературу мы рассматриваем как связующее звено между низовой культурой и «книжной» культурой интеллектуалов средневекового общества.

Из всех памятников учительной литературы остановимся на «Измарагде» младшей редакции (XV в.), зная, что он вовсе не единственный памятник, достойный изучения в ракурсе смыс- ложизненных и человековедческих проблем XV в. Другие из названных выше учительных сборников имеют более раннее — XII‑XIII вв. — происхождение. «Измарагд», несмотря на свой значительный объем, дошел до нас более чем в ста списках, среди них многие XVI и XVII вв. Особенность «Измараща», отмеченная исследователем А. С. Архангельским, в частности, состоит в том, что внимание в нем акцентируется не на внешних формах культа, а на его внутреннем содержании: «проповедниками чаще всего указывается необходимость — кроме внешнего, обрядового, — внутреннего, духовного исполнения христианских добродетелей..»*[42] Архангельский А. С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности. Казань, 1890. Вып. IV. С. 52. На это же указывает автор единственного пока специального исследования об «Из- марагде» В. А. Яковлев: «Тот факт, что сборник, посвященный исключительно разъяснению исповедания веры делом богоугодной жизни, совершенно не касаясь обрядовой стороны религии, как «Измарагд», имел такое широкое распространение, свою литературную историю с XIV по XVII век включительно, прямо Указывает, что он удовлетворял потребностям своих читателей (курсив мой. — A К.)[43] Яковлев В. Α. К литературной истории древнерусских сборников. Одесса, 1893. С. 3.. А. С. Архангельский и В. А. Яковлев выделили особенность «Измарагда» — одухотворение веры как примету времени — и были правы. В сборниках XVI в. иноща встречаются записи молитв. И в тех немногих случаях, коща они встречаются, они доносят высокую волну лирического подъема, глубокую человечность, искренность подлинного чувства. Один из прекрасных тому примеров — «Молитва за отца и матерь умерших» в сборнике XVI в. из Синодального собрания. Пишет ее монах, все в ней православно–ортодоксаль- но, но ничего наружноблагочестивого и внешнеобрядового:

«Боже, приемыи жертву Авраамлю и призрев на всесожжение, явлеи Анну пророчицу Самойла родити, приими добрая родителя отца и матеры Помяни, Господи, древнее матере моея. Помяни, Господи, въскормление. Помяни, Господи, слезы. Помяни, Господи, воздыхание. Помяни, Господи, яко не восхотеста разлучитися от мене, и се разлу- чистася от мене в веце сем. Но за доение и воскормление, и за слезы и воздыхание, и за разлучение еже от мене радости вечныя сподоби я, не сведи ею, Господи, от скорби в скорбь, от печали в печаль, от сетования в сетование, но за жертву роди и принесе к тебе, Господи, мене, недостойного раба твоего инока Иосифа, царствию небесному сподоби я. Яко благословися и прославися пречестное и великолепое имя Твое Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и…»[44] ГИМ. Синодальное собрание. Сборник XVI в. Д. № 913 (411). Л. 112 об.

В составе «Измарагда» содержатся сочинения, направленные против формального благочестия. Духовенству, оправдывающему недостойный образ жизни тем, что священнический сан достаточен, чтобы избежать загробного возмездия, указывается, что сан не спасает [45] Архангельский А. С. Творения… С. 68. . Не спасает и место: «несть бо пособиа от чьстна сана и от места свята, не творящему воля Божиа… Место бо никого не спасет и не осудить, нъ когождо дела или осудять, или спасуть…» [46] Там же. С. 62. Это «рискованный» мотив. Он неоднократно воспроизводился по ходу выступлений против «лживых учителей».