http://horoshoe.info - Счастье потерянной жизни

Луша хотела было передать мужу о своем материальном затруднении, о делах церкви, но, взглянув на него, решила: зачем? И что это ему даст, кроме еще большей тяжести, а помочь он ничем не может; и великодушно умолчала.

Остаток пути дошли почти молча, а когда колонна свернула в сторону вокзала, Луша, бережно взяв сынишку из рук мужа, повернула ему спину с мешком. Петр быстро снял лямки с плеч жены и на ходу перебросил мешок себе.

Арестантский вагон был уже приготовлен. Подойдя к нему, колонна остановилась. Начальник обратился к Владыкину примирительным тоном:

- Ну и жена у тебя, с ней на севере не пропадешь! А потом скомандовал Луше:

- Все-таки настояла на своем, давай быстро в сторону, теперь не до тебя.

Луша обнялась с Петром и медленно, роняя слезы, отошла. Через несколько минут арестантов стали заводить в вагон, и Петр на ходу крикнул Луше:

- Хватит, иди домой, а то темнеет. Поедем, наверное, завтра.

Куда и в какое время их увезут, узнать было невозможно. Луша, пристально осмотрев вагон, заторопилась домой: ведь там семья тоже ждет ее. Ноги еле передвигались, и ребенок чуть не вываливался из рук. Домой она пришла измученная, совершенно обессилевшая. Положив дитя в люльку, Луша упала на постель и тихо зарыдала. Павлик и гости хотели было утешить ее, но старший из них тихо прошептал:

- Пусть поплачет, не будем мешать.

Когда приступ горя немного отошел, Луша села и, вытирая слезы, тихо проговорила:

- Вот и все, проводила до станции, до самого вагона.

Потом она решила посмотреть свои плечи, что-то уж сильно они горели. Из багровых полос сочилась кровь и прилипала к одежде, засыхая колючей коркой.

- Мамань, что это у тебя, - крикнул Павлик и подумал: "Не саблей ли рубанули?"

- Так вот, сынок, житейское бремя режет до кости, а не сбросишь, пока время не придет. Такая, видно, теперь наша судьба, - грустно улыбаясь, ответила Луша.

Успокоившись, все сели за стол, и Луша рассказала все по порядку. Когда же кончила, тогда только спохватилась, что с утра крошки не брала в рот, да и семья-то, наверное, не накормленная. На кухне, на столе, стояла миска недоеденной капусты и коврига деревенского хлеба.

- Ты, сестра, о нас, наверное, беспокоишься насчет еды? Мы ели! Ты сама-то, видно, кроме слезы соленой ничего не проглотила с утра.

- Сейчас-то кушать есть чего, - возразила Луша и, отодвинув заслонку, застучала ухватом по шестку, доставая из печи чугун с варевом. Через несколько минут по дому запахло вкусными щами, и семья узника мирно кушала с дорогими гостями, вспоминая страдальца Петра Никитовича.

За столом из рассказа братьев Луша наконец узнала, какие благословения Бог посылал через ее мужа, как любили его по деревням и по поселкам, сколько грешников обратилось к Господу через него. Она никогда так не думала о нем, да и впервые услышала это свидетельство. Ей стало стыдно за себя и за те обиды, которые она наносила ему, упрекая за частые разъезды. Всю жизнь она проборолась с мужем, привязывая его к дому, а он терпел, но не уступал ей. Вспомнила она, как не ценили его в своей общине, вспомнила постоянные колючки Зои с матерью, надменные придирки, разборы, претензии. Он же молча, с улыбкой все выслушивал, но в истине был непоколебимым. Ее терзало теперь, что, осуждая других, и она была для него если не репьем, как Зоя, то мучительной изжогой. Слушая братьев, Луша думала: ведь они скорее всего все знают про меня, наверное, не раз жаловался муж друзьям. Но ни тени упрека, ни осуждающего взгляда не заметила Луша на их лицах. Открытыми, добрыми глазами они глядели на нее и считали, что верной соратницей Луша была своему мужу всю жизнь, иначе как бы он так свободно и усердно служил Господу. Ни разу они не слышали от Петра жалоб на жену.

Выйдя из-за стола, помолились вместе, затем гости и дети легли спать. А Луша вышла в сарай и, плача навзрыд, раскаивалась пред Господом в обидах, нанесенных мужу.

Утром надо было бежать на станцию и узнать про Петра, но ни единым членом тела Луша не могла пошевелить. Плечи горели огнем, голова не поднималась, а руки были, как парализованные. К ее удивлению, Павлушка был уже на ногах и стоял перед матерью. Он не желал ее будить, но и хотелось ему узнать, где найти отца. Луша, увидев сына, тихо проговорила ему:

- Я, наверное, не смогу пойти, иди ты. Может, застанешь его и попрощаешься. Ищи его на багажных путях, вагон его, как дачный, только с зарешетчатыми окнами. Беги сынок, Господь с тобою.

Павлушка был рад такому доверию и вприпрыжку побежал на станцию. Там он долго бродил среди составов, но арестантского вагона не находил. Окончательно измучившись, Павел решил пойти через резервный пассажирский состав. Проходя по пустым вагонам, он вдруг почувствовал уверенность, что вот сейчас он найдет отца. Предчувствие не обмануло его, взглянув в окно вагона, Павел увидел прямо против себя на соседних путях арестантский вагон, а в зарешетчатом окне заросшие лица. Люди напоминали мертвецов. В их строгих глазах Павел без слов прочитал: "Что тебе надо?" Мальчик повис на лямке окна изнутри, и оно медленно сползло немного вниз. Забыв об осторожности, он крикнул: