С. А. Федченков - Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность

Сирийский и еврейский языки родственны между собой; поэтому при отличном знании последнего возможно знакомство и с первым. А отсюда и ссылка Гарвея на хорошее знание св. Иринеем еврейского языка имела бы некоторое значение, если бы соответствовала действительности. Однако уже сам св. отец считает себя неопытным в еврейском языке и отсылает в подтверждение своего толкования значения еврейского имени «Иисус» к «periti eorum» (ученым еврейским). [32] Lib. II. Сар. 24,2 ( Migne . Col . 787-788; русск. перев. С. 178). И эта «неопытность» есть действительный факт. Достаточно прочитать хотя бы главу 24 второй книги «Против ересей», где объясняется значение имени «Иисус», или главу 35 той же книги, где толкуется смысл разных имен, прилагаемых евреями к Божеству, [33] Ср.: Massuet (при его издании творений Иринея — у Migne’я Col . 840, прим. 24; также Col . 787-791, прим. 10,17); Ropes ( Op . cit . P . 303-305) и др. чтобы понять, что св. отец очень плохо знал еврейский язык [34] Преображенский при русск. издании творений Иринея: С. 217, прим. 166. и всеми толкованиями своими «обязан, вероятно, также не очень знающему еврею»: настолько они «не ясны и сомнительного достоинства». [35] Migne. Со1.'790-791; русск. перев. С. 178-179. Кроме того, во многих местах своих сочинений сам Ириней выразительно подчеркивает, что ни еврейский, ни другой какой-либо сходный с ним язык не есть его при, родный, на котором он говорил бы с детства. Таковым является, по его словам, греческое наречие. Так, во второй книге «Против ересей», гл. 24,2, он замечает об евреях: «Они пишут иногда по порядку, как и мы (sicuti et nos), — а выше св. отец сравнивает именно греческий и еврейский языки, — а иногда в обратном направлении» и т. д. [36] Ср.: Lib. II. Сар. 35,3; Lib . Ill, 1,1; 8,1; 21,1. Или еще яснее в книге «Доказательство апостольской проповеди», § 53: «Он (Христос) носит двойное имя: на еврейском языке — Мессия Христос и на нашем — Иисус Спаситель». [37] Немецкий перевод. S. 30; голландский (у Wieten’a). Biz. 56; русск. перев. проф. Н. И. Сагарды. С. 45; ср.: § 92-93,95.

Но если бы даже Гарвею и удалось обосновать факт хорошего зна^ ния св. Иринеем еврейского языка, то из этого можно было бы сделать вывод только о знакомстве с сирийским. Однако ученому автору необходимо доказать не знакомство только, а знание, и притом такое, которое говорило бы, что сирийский язык — есть язык матери Иринея и его самого с рождения. Но очевидно, что из первой посылки силлогизма Гарвея — о знании еврейского языка — нельзя сделать такого вывода; скорее можно было бы заключить к еврейскому происхождению св. отца, чего не предполагает и Гарвей. Поэтому-то и взятая во всем ее объеме ссылка ученого на знание еврейского языка св. Иринеем никоим образом не может доказать сирийского происхождения последнего.

Что касается шероховатости стиля сочинений св. отца, то, указывая на нее, Гарвей имел в виду собственные слова Иринея (уже отчасти приведенные нами выше) [38] При разборе взгляда Икумения. в предисловии к 1-й книге Contra haereses. Английский ученый понимает их так, что св. отец, пиша свое сочинение на греческом языке, вынужден был внести в него некоторые кельтские слова и выражения (idioms). Но влияние кельтского наречия сказалось бы несомненно в меньшей степени, если бы греческий язык был природным языком Иринея. Очевидно, св. отец лишь научился ему, будучи в детстве привезен из Сирии в Смирну; и как приобретенный, а не природный, этот язык скорее поддался иноземному влиянию. [39] См.: Harvey. Op. cit. P. CLIV.

Однако прежде всего мы должны сказать, что Гарвей произвольно толкует слова Иринея. В полном виде место, которое имеет в виду английский ученый, читается так: «Ты не будешь, — обращается св. отец к другу, — требовать от меня, который живет среди кельтов и по большей части имеет дело с варварским языком ни искусства речи которого я не изучал, ни писательской способности которую приобрести не старался, ни красоты выражений и увлекательности которые мне чужды. То, что напишу тебе просто, истинно и обыкновенным языком. Как видим, у Иринея нет даже и намека на введение им в свое сочинение кельтских слов и оборотов. Он отмечает лишь простоту и безыскусственность своего стиля. Вероятно, св. отец держался обычного, по-видимому, в его время взгляда, что от писателя требуется особая манера вычурно, витиевато, красиво выражаться. У него такой способности, по его признанию, не было: Этот «недостаток» он и отмечает в разбираемом месте. Понимать его слова иначе, значит навязывать ему свои мнения, приписывать Иринею то, чего он не думал и не говорил.