И. М. Концевичъ: Оптина пустынь и ее время

Въ древнихъ монастыряхъ Востока исповѣдь и покаяніе слагаются въ самостоятельную систему, отличную отъ современной ей церковной покаянной дисциплины.

Разсмотримъ, какова эта монастырская практика; «отецъ духовный» — «пневматикосъ патиръ» (Старецъ обычно принималъ исповѣдь инока по всѣмъ грѣхамъ. Этотъ терминъ появляется уже съ IV вѣка и существуете до половины IX вѣка' — обозначаете собою не священника, не исполнителя епископскаго порученія, это «простой монастырскій старецъ обязательный наставникъ инока, самостоятельно поставленный въ монастырѣ и свободно выбранный ученикомъ, большею частію не имѣвшій священнаго сана»… «Онъ бралъ души учениковъ на свою душу, руководилъ ими въ каждомъ шагѣ духовной жизни, а потому, принимая исповѣдь ихъ помысловъ и дѣлъ, поощрялъ и наказывалъ».

Нравственно бытовыя отношенія старца и ученика — духовнаго отца и духовнаго сына — очень скоро и рано выработались внѣшне и внутренне въ прочную и стройную систему, окрѣпли въ монастырски–бытовую форму» (Смирновъ. «Древнее духовничество и его происхожденіе». Бог. Вѣст. 1906, Т.ІІ, стр. 377–378). Древній старецъ, какъ позднѣйшій духовникъ, принималъ исповѣдь и совершалъ покаяніе. Старецъ обычно принималъ исповѣдь инока по всѣмъ грѣхамъ, начиная съ мимолетнаго помысла, слегка возмутившаго монашескую совѣсть, кончая смертнымъ грѣхомъ.

«Старческая исповѣдь и покаяніе замѣняли церковную исповѣдь и покаяніе.».

Распространеніе вліянія старчества въ мірской средѣ начинается очень рано, вѣроятно съ первыхъ же лѣте установившагося монашества. На исповѣдь къ старцамъ ходятъ міряне, минуя своихъ пастырей.

Причиной распространенія монастырской покаянной дисциплины въ Церкви надо признать ея сравнительную легкость, превосходство надъ церковной и большую жизненность «строго–пастырскій характеръ при наличности превосходнаго, популярнаго въ Церкви органа–старчества, такого органа, какого не имѣла оффиціальная церковная исповѣдь».

За иной каноническій грѣхъ, древняя Церковь подвергала виновнаго сначала отлученію, а затЬмъ публичному покаянію. Старецъ же принявшій исповѣдь брата, тотчасъ примирялъ его совѣсть и налагалъ епитимію сравнительно болѣе легкую, чѣмъ церковная, «рѣшилъ и вязалъ».

Со временемъ монастырская исповѣдь по всему Востоку вытѣсняетъ церковную, которую совершала бѣлая іерархія по канонамъ и монастырскіе старцы — «духовные отцы» превращаются въ духовниковъ.

Какимъ же путемъ совершился переходъ старчества въ духовничество, т. е. превращеніе монастырскаго института въ общецерковный и сближеніе старческой исповѣди съ сакраментальной?

Начало этого явленія мы можемъ уловить въ Византійской Церкви только со времени гоненія Льва Армянина — 820 г. — на иконопочитателей, когда монастырскіе старцы были признаны оффиціально константинопольскимъ патріархомъ Никифоромъ Исповѣдникомъ, какъ законные совершители таинства покаянія, наряду съ епископами и пресвитерами. Мѣра вызвана была нуждами времени: православію грозила опасность, и оно опирается на содѣйствіе наиболѣе ревностныхъ защитниковъ иконопочитанія — монаховъ, главнымъ образомъ Студитовъ. Будучи мѣстной, эта мѣра пролагала путь къ вытѣсненію бѣлой іерархіи изъ покаянной практики на всемъ православномъ Востокѣ и на долгое время, что произошло уже послѣ эпохи вселенскихъ соборовъ. Въ теченіе 1012 вѣковъ тайная исповѣдь окончательно завоевываетъ господствующее положеніе, вытЬснивъ исповѣдь публичную и покаяніе по канонамъ.

Итакъ, институтъ «духовнаго отца» сначала является въ формѣ монастырскаго старчества. Терминъ «духовный отецъ» служить долгое время для обозначенія монастырскаго старца. ЗатЬмъ эта церковнобытовая форма цѣликомъ повторилась въ позднѣйшемъ духовничествѣ. Монастырски–бытовая форма превратилась въ форму церковно–бытовую и въ такомъ видѣ просуществовала на Востокѣ почти неизмѣнно цѣлый рядъ столѣтій (Смирновъ. «Древнерусскій духовникъ». Москва, 1913 г).

При возникновеніи христіанства на Руси, духовенство, пришедшее изъ Греціи и изъ Болгаріи, принесло съ собою почти готовую дисциплину покаянія и институтъ духовничества въ тѣхъ бытовыхъ чертахъ своихъ, въ которыхъ они зародились и сложились на Востокѣ въ періодъ вселенскихъ соборовъ.

У насъ дисциплина эта просуществовала почти нетронутой до начала 18–го вѣка, т. к. древнерусская церковная власть, живя традиціей и стариной, проявляла въ этой сферѣ очень мало творчества.