Иногда говорят, что евреи не тратят много официального теологического времени на размышления над атрибутами Бога или описание таковых. Хотя это, может быть, и правда, но рабби эпохи Талмуда порой задумывались над тем, как Бог проводить Свой день. На этот вопрос они отвечали по-разному в разных местах — заключает браки, судит людей, надевает на себя огромный талит, филактерии и молится. Однако самый любимый мой ответ я нашел в трактате Аводазара, посвященном отношению евреев с идолопоклонниками. В нем сказано, что каждый день Бог тратит три часа на изучение Талмуда.
Этот ответ пришелся мне по душе, в частности, потому, что он подтверждает мое личное ощущение безмерности и сложности Талмуда — ведь даже Богу, который, надо полагать, неплохо знает Свое собственное произведение, приходится ежедневно тратить время на его изучение. К тому же образ Бога, изучающего Талмуд, хорошо согласуется с тем, что важно не только то, что содержится в этой книге, но и то, что без этой книги нельзя обойтись. Это само по себе утешает, поскольку, когда я гляжу на весь Талмуд — семь трактатов порядка Зераим (Семена), двенадцать трактатов порядка Моэд (Праздничные периоды), семь трактатов порядка Нашим (Женщины), десять трактатов порядка Незикин(Ущербы), одиннадцать трактатов порядка Кодашим (Святыни), двенадцать трактатов порядка Тохарот (Чистота), не говоря уже об апокрифах и постмишнаитских трактатах и огромном количестве комментариев, порожденных всеми этими томами, и комментариев на эти комментарии, которые появляются до наших дней, — мне отказываются служить и сердце, и мозг.
Конечно, примерно такое же чувство возникает, когда просматриваешь воскресный номер «Нью-Йорк таймс» или входишь в прирученную галактику киберпространства. Всего слишком много! Хочется кричать. Бесконечность позади и бесконечность впереди. Как мне освободить пространство для того, что одна субботняя песня называет «моей одинокой душой»? Боюсь, что при моих ограниченных навыках я не смогу даже найти крохотный островок прошлого, у берегов которого можно бросить якорь, чтобы выстоять против захлестывающих меня волн информации.
Возможно, так было всегда. В прекрасном эссе «О незнании греческого» Вирджиния Вулф утверждала, что древний язык нельзя по-настоящему выучить. Его секреты — произношения, отдельных нюансов смысла — окончательно утеряны вместе с народом, который на нем говорил. Как выглядела древнегреческая трагедия? Как она звучала? Отделенные от этого народа «пропастью, которую никогда не преодолеет волна европейского щебетанья», мы можем только строить догадки и пытаться реконструировать эти творенья. Вулф считает, что время, культура и расовые характеристики отделяют современных мужчин и женщин от живого мира Древней Греции.
Но хотя Тора принадлежит примерно той же эпохе, что и Софокл, я не могу воспользоваться ее аргументом, чтобы оправдать свое незнание. Я не забыл своего школьного учителя иврита, который рассказывал классу о доблести талмудических мудрецов прошлого и настоящего, знавших весь Талмуд так хорошо, что если в одну из тысяч страниц Талмуда воткнуть иголку, то они сумеют сказать, какую фразу, какое слово и даже какую букву этого слова она проткнет на обратной стороне листа. Я же не вспомню даже порядок книг в Пятикнижии Моисеевом, если не воспользуюсь мнемоническим правилом, которое я заучил в детстве: БИЛЧиВ — Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие.
Но чудо заключается в том, что разговор, начавшийся две тысячи лет назад, все еще продолжается, почти полностью сохраняя форму. Рабби учат, что Бог вручил Моисею Писаный Закон и нашептал ему в ухо Устный Закон, включая все дискуссии, нашедшие свое отражение в Талмуде. Мы можем верить этому или нет, но одно не вызывает сомнений: те самые слова, которые заучивали наизусть и над которыми ломали головы в ешиве Ямнии, куда переселился в первом столетии Йоханан бен Заккай, дошли до нас через века, никогда не затихая. Конечно, в игре в «испорченный телефон», которая длится так долго, неизбежны случаи ошибочного восприятия, но чудо заключается в том, что за все это время телефонный провод ни разу не был оборван.
Несмотря на патину, оставленную столетиями, Талмуд, записанный примерно во втором веке и кодифицированный на границе пятого и шестого, словно бы и не замечает течения времени, сохраняя ощущение сегодняшнего дня. Мудрец, живший в первом веке, может ссориться с мудрецом, который умер на несколько веков раньше, как будто они стоят в одной комнате. В этом смысле все персонажи Талмуда живы. Вот поэтому изучать Талмуд — это прежде всего беседовать непосредственно с рабби, которые его написали. Но для такой беседы нужно выучить их язык, а это непростое дело.
Читать дальше