Вадим Рабинович - Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух

И все же этот раздел монастырского устава мало похож на регламент-инструкцию. Это скорее регламент воспитуемой, учащейся души, нежели служебная инструкция школьных будней. Это, в некотором роде, "методологическая основа" средневековой учености как всеобщего, всечеловеческого дела по выработке школяра в учителя (scholasticus'a). Вышколить человека в ученого человека или - условно - просто ученого (конечно, со всеми поправками на средние века, хорошо знающие толк в знании о том, как научиться что-нибудь уметь).

Монастырь монастырем, но какой все-таки была школа, производившая ученость как таковую, книжную по преимуществу, - в ее чистом, не отягощенном предметом виде?

Ученый человек и просто грамотный человек - на первый взгляд почти синонимы. Историк первого крестового похода Гвиберт Ножанский (XI век) говорит: "Незадолго до моего детства, да, пожалуй, и тогда еще школьных учителей было так мало, что в маленьких городках найти их было почти невозможно, а в больших городах - разве что с великим трудом; да если и случалось встретить такого, то знания его были столь убоги, что их не сравнить было даже с ученостью нынешних бродячих клириков". И это было уже очень хорошо - прежде и этого не было. Соборная школа поставляла сию ученую (полуученую, недоученую) братию для научения вовсе неученых. Только крупные города могли похвалиться собственной соборной школой, жившей при кафедральном соборе. Соборно-школьная программа о семи свободных искусствах была изобретена на исходе "темных веков" - к X столетию, - как будто на века и состояла из, казалось бы, раз и навсегда составленного расписания предметов тривиума (троепутья) и квадривиума (четверопутья). Семь хорошо вытоптанных дорог грамматики, риторики, диалектики (первая ступень) и арифметики, геометрии, астрономии, музыки (вторая) вели к той буквалистской учености, когда исходные предметы перечисленных наук лишь намекали на то, что они все-таки есть, нечаянно обозначаясь в просветах бесконечных комбинаций флексий, падежей, логических фигур, хотя и призванных к ученой своей жизни для предметов этих наук. Верно, протопчут еще несколько троп - в богословие, философию, каноническое право. Верно также и то, что в Меце учителя музыки будут, между прочим, знать музыку, в Камбрэ учителя математики научатся уметь считать, а в Туре учителя медицины станут пробовать учиться врачевать. Но и эти конкретные умения не есть еще окончательные смыслы того, ради чего затеяна эта специфически средневековая умелость. Конечно, все эти музыканты, математики и врачи могли быть (и были!) замечательными Мастерами своего дела.

Школа при соборе - прежде всего наставническое учреждение, научающее в конечном счете правильно жить - складывать правильный текст жизни. Апелляция к рассудку, взыскующему правил, а на выходе - странным образом - воспитанная душа, расположенная правильно жить, то есть жить по тексту, читать и складывать который научил учитель школы. Но это - идеал, до конца так и не осуществленный сколь угодно развитой системой учебных приемов.

Понятно, семи свободным искусствам предшествовали азы, предварявшие все остальное: изучение азбуки, заучивание псалтиря, чтение на латинском языке и письмо, но прежде на восковых дощечках и только потом пером и чернилами на пергаменте. Но до всего этого европейцам пришлось еще очень долго готовить себя к тому, чтобы начать все это учить - осваивать куррикулюм школьной учености. Это обстоятельство тонко подметил французский историк Люс: "Прежде чем думать о широком распространении грамотности, европейцам надо было воспитать в себе любовь к опрятности и привыкнуть к употреблению носильного белья. Только тогда, когда рубашка из предмета роскоши превратилась в предмет первой необходимости, явился материал для приготовления дешевой бумаги, без которой не имело большой цены и самое изобретение книгопечатания". Так сказать, учение до учения; подготовка себя - чистого и опрятного - к встрече с текстом, в котором затвердело на века чистое и округлое Слово.

Dictamen metricum (сочинение стихов на латинском языке) - предел школьных грамматических штудий. И, конечно, цель этого упражнения - прежде всего версификация во имя подлинного поэтического слова, понятное дело, в эту версификацию не умещающегося.

Риторика в соборной школе - это dictamen prosaicum (искусство делопроизводства). И здесь уже форма деловой бумаги действительно составляла все содержание этой дисциплины. Самое дело - прочно за текстом.