Как громом пораженные, стояли родные у постели девочки. Они ничего не могли понять, но чувствовали, что состояние больной резко переменилось и что опасность миновала…
У отца то ли от пережитого горя, то ли от неожиданной радости началась истерика, и женщинам с большим трудом удалось оттащить его от постели дочери и уложить в кровать.
Мать и бабушка в полном изнеможении отправились в свои комнаты и первый раз за трое суток уснули спокойным сном.
Наутро бабушка проснулась от того, что няня громко позвала ее: «Барыня, а, барыня, встаньте, пожалуйста… Доктора приехали, а барина с молодой барыней никак не добудишься». «Ну что? – первым делом спросила пожилая женщина. – Как Олечка?» Няня успокоила ее: «Слава Богу, почивают, и всю ночь на правом бочку почивали».
Бабушка разбудила сына и невестку. Те проснулись испуганные: как они могли уснуть и оставить без присмотра на всю ночь умирающего ребенка! Пока родители Оленьки приводили себя в порядок, бабушка вышла к докторам и сказала им, что внучка, слава Богу, со вчерашнего дня спокойно спит. Те увидели в этом добрый знак: во время операции девочке понадобится много сил, а сон для подкрепления организма – лучшее средство.
Доктора решили не будить спящего ребенка, а дождаться, когда девочка проснется сама. Однако прошел час, другой, а Оленька все спала. Доктора начали терять терпение. Еще через час в комнату девочки вошла мать и попыталась ее разбудить. Тщетно. Затем вместе с сиделкой и няней она стала тормошить спящую дочку, зажимать ей носик – безрезультатно. И только тогда, когда вошел отец и поднял спящую Оленьку на руки, присутствующие увидели, что вся подушка и рубашечка девочки залиты прорвавшимся из уха гноем.
Доктора подивились такому счастливому исходу болезни, сказали, как надо промывать ушко, и уехали. Девочка продолжала почивать спокойным сном. Родные тихонько вышли из спальни и стали расспрашивать няню о том, как ей удалось вылечить их дорогую девочку.
«Ничего я, барыня, особенного не сделала, только съездила на Смоленское кладбище к матушке Ксении, отслужила там панихиду, взяла маслица из лампадки да скорее домой. Приехала, вошла к Олечке, а пузырек-то с маслицем спрятала в карман, да и жду, скоро ли выйдет из комнаты сиделка, потому боюсь, что она рассердится, если увидит, что я хочу пустить маслица в больное ушко. «Няня, посиди тут, я на минутку выйду», – вдруг говорит сиделка. Уж так-то я обрадовалась, когда она сказала это. «Хорошо, хорошо, – говорю, – уж вы будьте спокойны»… и лишь только затворилась дверь за сиделкой, я тотчас же подошла к Олечке, немножко сдвинула с ушка повязку и прямо из пузырька полила ей маслица в ушко. Не знаю, уж, попало ли туда хоть что-нибудь, больно уж велика была опухоль-то… Ну да, думаю, как Богу угодно да матушке Ксении… Снова надвинула барышне повязку на ушко, смотрю, она постонала немножко, повернулась на правый бочок, да и глазки закрыла, засыпать, значит, стала. Тут вошла сиделка и спрашивает: «Что, никак она кончается?». «Нет, – говорю, – она заснула». Подошли мы с сиделкой к кроватке, а барышня сладко так спит и ротик открыла… а тут и вы все пришли в комнату. Больше я ничего не делала».
Удивились родные Оленьки и расспросы свои продолжили: «Да кто тебя научил съездить к Ксении? Откуда ты узнала про нее?»
«Я, батюшка барин, и вы, барыни, давно про нее знаю, много раз бывала на ее могилке, видела, что там берут землицы и маслица для исцеления, значит, от разных болезней, да мне-то не приходилось этого делать; я, благодарить Бога, всегда была здорова. И вот теперь, сидя у постели барышни, я чего не передумала, вспомнила и про матушку Ксению… Много раз уже хотела я сказать вам, чтобы вы отпустили меня на ее могилку, да все боялась, думала, что вы смеяться или бранить меня будете. А потом, когда уже барышня чуть не кончалась, я не утерпела: думаю, пусть смеются, пусть бранят, а я все-таки пойду, попрошусь на могилку ко Ксеньюшке, может быть, и пустят, а не пустят, думаю, так я потихоньку как-нибудь съезжу. А вы, слава Богу, сразу же меня и отпустили. Взяла это я извозчика, тороплю его, еду, а сама все думаю: «Господи, неужели Ты не поможешь такой крошке страдалице? Ну, за что она страдает?», а слезы-то, слезы-то так и текут у меня из глаз… Приехала я к воротам кладбища, велела извозчику обождать меня, деньги ему вперед отдала, а сама бегом в часовню ко Ксении. Отворила дверь, смотрю, народ стоит и молится, свечи, лампадки горят кругом могилы, а в стороне стоит в облачении священник. Я прямо к нему, и говорю: «Батюшка, отслужи ты мне, Христа ради, панихиду по рабе Божией блаженной Ксении, да помолись за болящего младенца Ольгу, больно уж она, бедная, страдает». «Хорошо, – говорит священник, – панихиду я отслужу, помяну в молитвах и болящего младенца Ольгу, а ты сама-то хорошенько молись, да усерднее проси помощи у рабы Божией Ксении. По мере твоей веры и молитвы ты и помощь получишь такую же». Купила я скорее две свечечки, одну поставила на подсвечник, другую взяла в руки и бросилась со слезами к самой могилке Ксении. Батюшка начал панихиду, а я все время плачу да твержу: «Господи, спаси, Ксеньюшка, помоги», – больше ничего и сказать не придумала: ведь я глупая, неученая, не умею молиться-то. Кончилась панихида, заплатила я за труды священнику, взяла с его благословения землицы с могилки Ксении да маслица из лампадки и сейчас же домой. Масло то, я вам уже говорила, я вылила в больное ушко, а землицу завернула в тряпочку да положила барышне под подушечку. Она и теперь там лежит».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу