Эрнест Ренан - Марк Аврелий и конец античного мира

Глава 33. Христианская империя

Итак, несмотря на некоторые кажущиеся противоречия, давние и глубокие причины требовали, чтобы империя сделалась христианской. Христианское учение о происхождении власти казалось нарочно созданным, чтобы сделаться учением римского государства. Власть любит власть. Людей настолько консервативных, как епископы, должна была страшно соблазнять мысль о примирении с общественной силой, действие коей они вообще признавали полезным. Иисус преподал правило. Для него, образ на монете высший критерий законности, далее коего углубляться не следует. В разгар царствования Нерона, св. Павел писал: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению". Несколышми годами позднее, Петр или тот, кто от имени его писал послание, известное под именем Prima Petri, выражается почти таким же образом. Климент также преданнейший верноподданный Римской империи. Наконец, мы видели, что св. Лука с полным уважением относится к императорской власти и принимает предосторожности, чтобы ее не оскорбить.

Конечно, были экзальтированные христиане, которые вполне разделяли негодование евреев и мечтали единственно о разрушении идолопоклоннического города, отожествляемого ими с Вавилоном. Таковы были авторы апокалипсисов и авторы сказаний Сивиллы. Для них Христос и цезарь были понятия несогласимые.

Но верующие больших церквей смотрели на вопрос совершенно иначе. В 70 году, иерусалимская церковь, под влиянием чувства более христианского, чем патриотического, покинула революционный город и пошла искать мира за Иорданом. Во времена восстания Бар-Козибы, отчужденность выяснилась еще резче. Ни один христианин не захотел принять участия в этой попытке слепого отчаяния. В своих апологиях, св. Юстин никогда не оспаривает принципа империи; он хочет, чтобы империя ознакомилась с христианским учением, одобрила его, так сказать, скрепила его своею подписью и наказала тех, которые на него клеветали. Мы видели, что первый ученый времен Марка Аврелия, Мелитон, епископ сардский, предлагал империи свои услуги еще гораздо определеннее и изображал христианство, как основу наследственной империи по божественному праву. В своем трактате "Об истине", сохранившемся на сирийском языке, Мелитон выражается как епископ IV века, который бы объяснял Феодосию, что его первейший долг обеспечить торжество истины (не сказав нам, увы по какому признаку узнается истина). Все апологеты льстят любимой идее императоров о наследственности в прямой линии, и уверяют их, что молитвы христиан доставят после их смерти престол их сыну. Когда империя станет христианской, то преследуемые сегодня найдут, что вмешательство государства в область совести вполне законно.

Ненависть между христианством и империей была ненавистью людей, которые со временем должны полюбить друг друга. При Северах, язык церкви остается тем же, каким был при Антонинах, жалобным и нежным. Апологеты выставляют на показ своего рода легитимизм, притязание, будто церковь всегда, с самого начала, приветствовала императора. Принцип св. Павла приносил свои плоды: "Всякая власть от Бога; держащий меч получил его от Бога на добро".

Такое корректное отношение к власти обусловливалось внешней необходимостью столько же, сколько и принцицами, преподанными церкви ее основателями. Церковь уже сделалась больной ассоциацией и прежде всего была по существу консервативна; она нуждалась в порядке и законных гарантиях. Это удивительно проявилось в деле Павла Самосатского, антиохийского епископа при Аврелиане. В это время, епископ антиохийский уже мог считаться высокопоставленным лицом. Имущество церкви было в его руках; множество народа жило его милостями. Павел был человек блестящий, чуждый мистицизма, светский, роскошный вельможа, старавшийся сделать христианство приемлемым для светских людей и власти. Как и следовало ожидать, пиетисты признали его еретиком и добились его смещения. Павел воспротивился и отказался покинуть епископский дом. Вот что смиряет самые гордые секты: они являются собственницами; а кто же может разрешить вопрос о владении или пользовании, как не гражданская власть? Вопрос был представлен императору, бывшему тогда в Антиохии, и последовало оригинальное зрелище императора, язычника и гонителя, призванного решить, кто был настоящий епископ. Аврелиан проявил в этом случае довольно замечательный светский здравый смысл. Он потребовал переписку обоих епископов, отметил того из них, который имел сношения с Римом и Италией, и решил, что он и был епиокоп антиохийский.