Первый кризис был внешнеполитическим, когда нас «тряханул» КГБ и из России выслали духовного учителя. А когда мы поняли, что в сознании Кришны не все так просто, а наш наставник, которого мы считали учителем, оказывается, был не совершенен и пал, потеряв статус санньяси, то это был настоящий духовный кризис. Нет, мы не разочаровались. Мы продолжали преданное служение и проповедь. Мы организовывали программы, но Ананта Шанти на них не приглашали. После того случая Видура отошел от него, а я продолжал с ним общение, хотя полного взаимопонимания, как между учителем и учеником, уже не было.
Шел 1981-й год. Проповедь разворачивалась с огромной силой. Мы, инициированные ученики, проводили программы раза два в неделю. И на эти программы приходило невероятное количество народа: в двухкомнатной квартире могло собраться до ста человек. Верхняя одежда лежала в прихожей "штабелями" до потолка. Настолько большой была популярность сознания Кришны. Приходило много интеллигенции, чувствовалось большое стремление к духовному знанию. А мы, обладая огромной шакти в результате инициации, продолжали проповедь, может быть, не всегда достаточно грамотно. Мы пели киртан, читали лекции, готовили прасад. Сейчас таких программ уже не бывает.
В том же, 81-м году, зимой грянул гром. Радха Дамодар (его тогда звали Сергей) недавно к нам присоединился, и у него были какие-то связи, через которые он узнал, что на нас заведены дела и мы теперь "под колпаком".
То, что КГБ следит за нами, мы догадывались, поскольку КГБ следит за всеми, кто связан с заграницей. Но, если прокуратура завела на нас дела, значит, они собираются предпринять какие-то серьезные меры: надо ждать судов и арестов. Мы надеялись на Кришну, были уверены, что Он нас защитит. Однако напряженность усиливалась с каждым месяцем. На встречах появлялись представители милиции. С ними приходили люди в штатском, мы понимали, что это КГБ-шники. Они скромно держались в стороне, но, несомненно, все было под контролем. После того, как произошел первый «разгон», у нас забрали документы. Потом стали вызывать. У студентов возникли проблемы, им угрожали отчислением из вузов.
Меня вызвали в партком, который располагался в главном здании МГУ, кажется, на десятом этаже. Я пришел туда. Повсюду ковры. Я был рядовым сотрудником МГУ, беспартийным и на таком уровне никогда раньше не общался. Там сидели председатель парткома, ведущие профессора, все руководство. Со мной стали беседовать очень дружески, даже тепло: «У нас, конечно, свобода вероисповедания, и Вы можете выбрать себе любую религию, никто не может Вас в этом ограничить. Однако Вы должны понимать, что, находясь в стенах Московского университета, Вы имеете возможность им проповедовать, и мы не можем этого допустить. Если бы Вы были на обычной работе в обычном институте, то, ради Бога, никто бы Вам ничего не сказал. Но в данном случае мы не можем Вам этого разрешить. В МГУ учится несколько десятков тысяч студентов, и Вы не будете отрицать, что рассказываете им о своем учении».
Естественно, я ничего не мог отрицать. Мне поставили условие: либо я остаюсь в Московском университете, либо в обществе Сознания Кришны.
Кроме того, меня вызывал мой научный руководитель Заикин Петр Никанорович, доктор наук. У меня с ним были весьма хорошие отношения. Он постоянно меня «подталкивал», помог устроиться в аспирантуру, публиковал мои статьи, потому что как ученый я в то время ничего собой не представлял. Он мне подкидывал идеи, которые я технически разрабатывал, и у нас было около десяти публикаций. Я готовился писать диссертацию. Я очень доверительно рассказал ему о сознании Кришны, достал ему маленькие четки (католические, в 54 бусины). И он взял их. Однако его, видимо, также вызывали вышестоящие инстанции. И когда выяснилось, что мы ведем достаточно мощную проповедь, он по-дружески попросил меня все это прекратить.
Затем у меня состоялась беседа в парткоме, где мне попросту поставили ультиматум, Петр Никанорович намекнул мне, что я доставляю ему очень большие неприятности. Он был человек довольно молодой, доктор наук, который шел по восходящей, делал карьеру и был правой рукой декана, академика Андрея Николаевича Тихонова. И то, что я, его ученик, аспирант, состоял в каком-то «экзотическом» обществе Сознания Кришны, которое, как говорили, связано с ЦРУ, не сулило ему ничего доброго. Кроме того, он был членом партии. В то время карьера неразрывно была связана с членством в партии. Что я мог сделать для него в этой ситуации? Проповедь прекратить я не мог.
Читать дальше