Томас Мертон - Внутренний опыт

По мере того, как поклонение приходит в упадок, набирает силу тенденция прибегать к дополнительным стимулам, чтобы прорвать порождённый рутиной застой и вдохнуть подобие жизни в символику обрядов. Ради духовного освобождения прибегают к алкоголю и наркотикам, однако высвобождаемое таким путём «я» – это не то искомое внутреннее «я», но чаще всего подсознательное либидо, управляемое сознанием, привычкой, условностью, табу или магическим страхом. Достигаемое таким образом освобождение – материально, а не духовно, а сопровождающий его взрыв психической энергии может быть целительным или пагубным, мучительным или радостным, в зависимости от обстоятельств.

Сегодня мы можем наблюдать прогрессирующее выхолащивание и профанацию символов, утративших породивший их религиозный «импульс». Изучение религий Мексики показывает, как, начав с высоко духовного и утончённого богопочитания, включавшего в себя созерцание космоса и приношение плодов земли, они шаг за шагом вырождались в кровожадный культ воина у ацтеков, основанный на войне и человеческих жертвоприношениях. Принесение ацтеками человеческого сердца в жертву солнцу являет собой чудовищную пародию на проявление внутреннего, духовного «я». Вместо человека, в любви и самозабвении приносящего в «жертву» своё внешнее «я», открывая перед Богом тайну своей души, – жрецы, представители коллективной свирепости, хватают жертву, ножом из вулканического стекла вырезают её кровоточащее сердце и возносят его над собой, чтобы утолить голод солнца! Этот пример заставляет задуматься, особенно сегодня, когда мы снова впадаем в коллективное варварство, когда человеческая свобода – ничто и любой человек может быть принесён в жертву политическим идолам, от которых якобы зависит процветание и сила общества.

Понятно, что подобные примеры не должны служить основанием для поспешных обобщений о первобытных и языческих религиях. Везде, во всех типах религий, мы находим высокое и низкое, духовное и грубое, прекрасное и уродливое. Если, с одной стороны, в некоторых культах плодородия, оргии пьяных вакханок и храмовая проституция подменяют посвящение в интимную тайну созерцания, то, с другой стороны, есть и чистые, возвышенные мистерии и, особенно на Дальнем Востоке, крайне усложнённые и утончённые формы духовного созерцания. Религия Авраама, несомненно, была примитивной, и на одно страшное мгновение она зависла над пропастью человеческого жертвоприношения. Но всё же Авраам ходил перед Богом в простоте и мире, и пример его веры (и именно в истории с Исааком) дал пищу для размышлений наиболее глубокому религиозному мыслителю 19 века, отцу экзистенциализма, Сёрену Кьеркегору.

У индейцев сиу наряду с очень пышными и разнообразными обрядами мы находим любопытную трогательную мистерию «плача по видению»; в ней молодой человек, следуя не каким-то общинным предрассудкам, а повинуясь внезапному внутреннему побуждению, совершив необходимые обряды и молитвы, уходит на гору, чтобы провести несколько дней в молитвенном одиночестве в ожидании «ответа» от Великого Духа. Индейцам известны глубокие и подлинные примеры внутреннего пробуждения и даже пророческого призвания, дарованных в результате этого несложного духовного упражнения.

Хорошо известно, что на Востоке – в Китае, Индии, Японии, Индонезии, – несравненно богатая религиозная и созерцательная жизнь, не прерывавшаяся столетиями. Азия на протяжении веков была континентом крупных монашеских общин. В то же время процветало и отшельничество – либо в тени монастырей, либо в джунглях, в горах, в пустыне. Множеством легенд овеян такой пример восточного созерцания, как индуистская йога в её различных формах. Йога разработала множество упражнений и аскетических практик, направленных на «освобождение» человеческого духа от ограничений, налагаемых на него материальным, телесным существованием. Повсюду на Востоке, в индуизме ли, в буддизме, мы находим эту глубокую, невыразимую тоску по райским рекам. Какая бы философия или теология ни стояла за этими формами созерцательного бытия, цель их всегда одна: единство, возвращение к внутреннему «я», единому с Абсолютом, поиск Того, Кто во всём и превыше всего, Того Единственного, Кто воистину одинок. Не стоит упрекать восточного мистика в эгоизме, как это часто делают. Он по-своему ищет искупления всего живого. Он так же, как и апостол Павел, сознаёт, что «тварь с надеждой ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:19-21).