Томас Мертон: Возвращение Рая

Основное различие между христианством и буддизмом в данном случае в том, что терминология и практика буддизма намного более строги и безжалостны, и там, где последователь дзэн говорит о Пустоте, не остается места для образов и представлений, которые можно по ошибке принять за подлинную реальность. Христианское же рассмотрение предмета предполагает свободное использование метафорических выражений и конкретных образов, однако мы не должны забывать, что нам следует пройти через это внешнее обрамление и достичь внутренних глубин. В любом случае, смерть «внешнего человека» подразумевает не исчезновение личности, а разоблачение иллюзии, тогда как открытие «нового человека» — это постижение того, что всегда присутствовало. Это рассуждение не должно вызывать возражений, потому что, как известно, человек — это образ и подобие Бога.

Христианские представления о «жизни во Христе» и «единстве во Христе» довольно хорошо знакомы нам, однако в наше время мало кто понимает их подлинный духовный смысл. Эти представления почти никогда не рассматриваются с мистической точки зрения, потому что нас больше интересуют социальные, экономические и этические аспекты подобных идей. Интересно, не позволят ли мнения доктора Судзуки о Пустоте глубже проникнуть в мистическое представление о единстве и непорочности человека во Христе? Каждый, кто читал Сан Хуана де ла Круса и знаком с его учением о «темной ночи души», будет склонен задавать тот же вопрос. Если мы должны умереть для себя и «жить во Христе», не означает ли это, что мы должны каким-то образом «опустошить себя» или умереть для своего старого «я»? Если нам суждено жить и действовать по милости Христа, не означает ли это, что мы так или иначе постигаем все свои действия «проистекающими из Пустоты», рождающимися из непостижимой божественной любви и чистой свободы? Или же мы должны по-прежнему считать, что эти действия совершаются нашим внешним эгоистическим «я», которое приводится в движение нашими желаниями и всегда действует в наших личных интересах?

Сан Хуан де ла Крус сравнивает человека с окном, в котором сияет свет Божий. Если оконное стекло чисто и на нем нет пятен, оно полностью прозрачно и мы не видим его вообще. В этом случае стекло «пусто»; через него виден только свет. Если же человек даже в «благих делах» проявляет духовный эгоизм и отягощен своим иллюзорным «я», оконное стекло его души отчетливо видно, поскольку на нем есть пятна. Таким образом, когда человек освобождается от пятен и грязи, которые возникают вследствие его пристрастия к добру и злу, он преображается в Боге и достигнет единства с Ним. Сан Хуан де ла Крус говорит:

Когда душа освобождается от последнего следа и тени тварей, она достигает единства своей воли и воли Божьей, ибо любовь есть труд отделить себя от всего, что не есть Бог, и обнажить себя во имя Бога. Позволяя Богу работать в себе, такая душа в один миг просветляется и преображается в Боге, и Бог сообщает ей Свое сверхъестественное существо таким образом, что душа представляется себе Самим Богом и обладает всем, чем обладает Сам Бог... В этом преображении душа едина со всеми божественными вещами, и посему она представляется себе более Богом, нежели душою, и есть воистину Бог по соучастию.

Это преображение души есть то, что отцы-пустынники называли чистотой сердца и что соответствует новому обретению невинности в раю. Многие предания, которые повествуют о том, как отцы проявляли дар власти над дикими животными, изначально понимались как проявления этой райской невинности. Один из ранних христианских писателей Павел-отшельник говорит: «Если кто-либо обретет чистоту, все будет подчиняться ему, как подчинялось Адаму до грехопадения».

У нас не вызывает сомнений первая часть утверждения старца Зосимы о том, что рай достижим, потому что присутствует в нас всегда и ждет, пока мы войдем в него. Однако мы останавливаемся перед словами: «Стоит только нам захотеть понять, и тотчас же он настанет во всей красе своей». Такой подход представляется нам слишком упрощенным. Чтобы войти в рай, мало одних только благих пожеланий. Пожелать может каждый. Однако Зосима здесь говорит о желании, которое выходит далеко за пределы пустых мечтаний и надуманных грез. Для него желание означает полный переворот и преображение всей нашей жизни. Человек должен лишь «захотеть понять» и отказаться от ожидания чего-либо другого. Он должен прекратить поиск всех возможных «благ». Он должен посвятить все силы своей души и сердца тому, чтобы вернуть себе невинность. И все же, как прекрасно заметил доктор Судзуки, это не может быть делом одного лишь нашего «я».