На вечернем правиле по вышеуказанному способу молитва «художественная», хотя краткая по недостатку времени, совершалась тихо.
16 сентября
По слабой (по слабости телесной) умной молитвы со скорбию о сем лег отдохнуть и чрез полчаса, как заметил по бою часов, проснулся с пламенной умно–сердечной молитвой, начавшейся (как оказалось по пробуждении) в сновидении, бывшем в кратком послеутреннем отдыхе. Сновидения же такого: будто проходим мы с братией по двору церковному, беседуя о двух послушниках одной келий, что они до пострига много претерпели искушений. Потом я взглянул на небо и увидел в полумраке сначала как бы, половину луны, а всматриваясь далее заметил крест большой, изображенный четырьмя круглыми лунами и обратил на это видение внимание шедших со мною в церковь братьев. Один из них на это сказал: «Как бы жили внимательно, то мы многое и другое увидели бы на небе». Потом оказался как бы на поместье нашего дома в селе: вдали чрез гумна и строения виделась наша сельская церковь с колокольней, и вдруг слышу звон в большие колокола с колокольни, как бывало в давнем детстве. Этот звон, таких он исполнил меня нежноумильных и вместе высокоторжественных чувств, ибо в это время я помнил, что церковь наша закрыта большевиками, сняты колокола и вдруг, неожиданно звон, и мне представилось, что кончилось владычество их большевитское. (Заметка ученика: в этом году Старец получил из дому с родины письмо с извещением, что присланы были из Москвы в их деревню девки–коммунистки, которые сняли с колокольни колокола и разбили их на куски). В глубоком молитвенном чувстве я упал ниц на землю, потом встал на колени и с распростертыми руками и прежде молился пламенно за Россию, благодарил Бога освободителя ее и славословил непостижимое в этом величество Его. Переполнившееся этими чувствами сердце мое искало слез для пролития их и облегчения от них. В этом состоянии я и пробудился. Сердце мое, воспламененное восхищением, в избытке чувств и по пробуждении долго повторяло со слезами только слова молитвы: «Сыне Божий, помилуй мя». И всякий раз, как вспомню слышанный мною умиленный и торжественный звон тот колокольный, то горячие чувства и биение сердца усиливались во мне, так что я стал уже останавливать его задерживанием дыхания, и оно успокоилось. И думал я тогда, какого блаженства мы лишаемся своим невниманием к жизни христианской. И за Россию пришла мысль, что Господь, очистив ее скорбями, и снова прославит благочестием, и от мысли о России перешла моя мысль к торжеству будущей вечной жизни после временных скорбей в земной жизни. Припомнились мне слова Апокалипсиса: «Сии суть приидоша от великой скорби» (7, 14) После этого не мог заснуть, а проведши два часа в размышлении по поводу пережитого во сне и в молитве, встал и записал все это в дневник. (Весь этот день Старец был в радостном изумлении — ученик).
Поутру передал сон свой и порожденное им душевно–телесное состояние своему сожителю. Он признал его «за утешение» от Бога и побуждающее меня к умной молитве. Я не противился, со смирением и благодарностью Богу принял его слова. Но потом, через несколько дней, прочитавши из своих «Выписок» об умной молитве одного Афонского старца–подвижника, не принимая и не отвергая происшедшего, и суждение о сем предать воле Божией и вразумлению более утвердительному в будущем и держаться смиренной доли, как безопасной. Слова же выписки следующие: «Когда случатся при этом какие–либо видения, то не доверять им. Должно полагать, что для нашего спасения необходимо одно лишь покаяние, плачь о своих грехах и никаких не допускать мыслей, что мы достойны каких–либо видений небесных. Слезы благодарные бывают со смирением и радостью о Господе, облегчающие сердце от скорби греховной. С тщеславием же слезы и высокоумие не угодны Господу и бывают лишены тех благодатных плодов, почему и должно тщательно охранять сердце от всего тщеславного и греховного» (из рукописи схимонаха Герасима–грека). Так изобразил Старец свое видение.
17 сентября
Вчера вечером посетили гости греки (зилоты), и хотя особых разговоров с ними не было, но они не дали время совершить вечернее правило. Простое любопытство (если не более того хуже) с каким они, по словам их, мимоходом зашли посетить меня, заметное не общение их с нами, хотя прикрываемое лицемерно внешним мирским приличием — пожатием рук, приятности в лице и в голосе — и после краткой в немногих словах и уже не согласной беседы, оставило чувство пустоты, а потом, с вечера затронутый несколько больной вопрос (о стиле), породил целый поток суждений, уже было забытых, но теперь снова оживленных и не только перебивших умную молитву, но и спать не дававших.
Читать дальше