Леонид Василенко - В защиту имени отца Александра Меня (сборник статей)

- Вы видите какие-то конкретные тревожные симптомы в последнее время?

- Ну, если называть зарождение русского фашизма не тревожным, то что тогда тревожно? Конечно! И его очень активно поддерживают очень многие церковные деятели.

Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной. Это, конечно, позор для нас, для верующих, потому что общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов. Конечно, не все так ориентированы, но это немалый процент. Я не могу сказать какой, я этого не изучал. Но куда ни сунешься, с кем ни поговоришь, - этот монархист, этот антисемит, этот антиэкуменист и так далее. Причем развешиванием ярлыков занимаются люди, которые вчера еще не были такими. Понимаете? Нет, это характерно, веяние эпохи! Эпоха реакции. Когда Горбачев открыл шлюзы, то хлынули и демократия, и реакция. Но реакция всегда более агрессивна.

- Я была недавно в Тюмени, там познакомилась с одним священником. Разговаривала с ним - такой нормальный человек, милый, и вдруг в какой-то момент он мне говорит: да, я Москве не доверяю, там полно сионистов... Там церковь полна евреев...

- Сионистофобия - это типично. В семьдесят пятом году, пятнадцать лет тому назад, я давал интервью,которое напечатали в Париже. И там меня спрашивали, есть ли антисемитизм в Церкви. Я говорю: я не сталкивался. В массовом масштабе. Прошло пятнадцать лет - полностью изменилась картина. Я бы уже так не сказал сейчас. Это стало одной из характерных черт, к сожалению.

- Вы... еврейского происхождения?

- Да.

- Мне неловко так спросить...

- Ну, а что тут такого?

- Дело в том, что вы, в вашем положении, просто идеальная мишень для антисемитизма!

- Ну, разумеется, разумеется, я это ощущаю. Я служу давно, тридцать с лишним лет, но это - только теперь. В настроениях, в разговорах - в общем, во всем.

- Сейчас в консервативных кругах есть идентификация коммунистов и евреев?

- Да, но это искусственно, потому что много евреев среди большевиков было лет шестьдесят тому назад. Мое поколение уже этого не помнит. Я помню власть, которая состоит из русских, украинцев и кавказцев. Еврей там был один Каганович.

- Тогда проблема заключается в том, что народ не хочет признаться в своем соучастии в том, что произошло в этой стране?

- Сделайте сравнительный анализ денацификации в Германии и десталинизации у нас. И вы поймете.

- А вы лично - как вы представляете себе вашу работу в этом смысле?

- Никак. Я работаю. Есть люди, которые пишут историю, а есть люди, которые в ней живут и действуют. Я принадлежу ко второй категории.

На вопрос об отце Александре Мене, его духовном наследии и знакомстве с ним Никита Алексеевич ответил:

«У меня не было личного знакомства с отцом Александром или, вернее, оно было немножко потаенным. Я уже сказал, что приехал в Россию впервые в сентябре 1990 года, то есть спустя 2 недели после его убийства, получив от него хорошее письмо, написанное еще до смерти. Кстати, я его опубликовал в «Вестнике». С отцом Александром у меня был обмен аудиокассетами через его духовных детей. Как известно, отец Александр Мень был очень смел. Он - один из редких, кто осуществил апостольский образ пастырства. И из-за того, что он был смел, он был одновременно и очень осторожен. Лично себя не выставлял на первые позиции, потому что хотел сохранить и, благодаря этому, смог сохранить свой приход.

Отец Александр Мень был настоящий апостол наших дней. В те времена почти единственный апостол. Его труды, может быть, и не являются чем-то новым в богословии, но они являются попыткой передать благовестие так, чтобы оно было понято уже в нехристианском обществе. Это настоящий подвиг и одновременно путь, который он указывает всем нам».

Был также вопрос о миссии Православной Церкви в нашей стране. Никита Алексеевич дал ответ:

«Это крайне широкий и обширный вопрос. Очень трудно кратко и однозначно ответить. В свое время я написал книгу о Православной Церкви в России в XX столетии.

Русская Православная Церковь пережила самые страшные гонения, какие вообще были в истории христианства. Об этом забывать нельзя. Чисто исторически можно сказать, что раньше таких гонений не было. Рядом с ними гонения Диоклетиана в каком-то смысле пустяки. Это была первая попытка, почти доведенная до конца, уничтожить не только Церковь, но и всякую мысль о Боге. Это был, как сказал мой дед еще в 25 году, штурм небес. Надо было самого Бога скинуть с небес. Это тоже в истории явление уникальное, которое не удалось. Но, разрушив Церковь почти целиком, потом пришлось призвать ее на помощь. Как написал в стихотворении Борис Слуцкий, после того как он (Сталин) пережег Церковь на уголь, он дал ей лишь стол да угол. Маленький угол, чтобы существовать. А затем еще почему-то безумный Никита Сергеевич, хотя мы можем быть ему признательны за то, что он открыл врата лагерей, безумный Никита Сергеевич хотел тоже возобновить политику уничтожения Церкви.