где в тесных и душных камерах мучаются те, кто, насмотревшись фильмов, мечтал о «хорошей и свободной жизни», о «красивой жизни», как любят говорить они, о женщинах и вине;
где томятся тщеславные кокетки, совершавшие воровство, чтобы иметь красивое, обращающее на себя внимание платье, колье, лакированные туфли, и мрачно смотрят на мир маниакальные убийцы;
где продолжают гордиться своими подвигами или начинают раскаиваться в содеянном эмансипированные женщины и шестнадцатилетние девочки, создавшие разбойные банды без единого представителя мужского пола, а также молодые женщины, пошедшие на тяжкие преступления за своим возлюбленным;
где заключены солдаты-убийцы, не выдержавшие издевательств старослужащих;
где бессонные ночи проводят женщины-матери, в отчаянии и исступлении зарезавшие своих пьяных тиранов-мужей, и в ночной тишине камер им мерещатся кровь и трупы убитых супругов и встают в сознании осиротевшие дети;
где находятся опытные рецидивисты, гордые своим весом в уголовном мире «воры в законе» и малолетние преступники — дети, подростки, брошенные своими родителями и совершившие преступления;
а также лица, севшие за служебные преступления и собственную небрежность, и подставленные своим начальством под суд наивные интеллигенты; здесь и прошлые алкоголики и наркоманы, насильники и проститутки, мафиози, рэкетиры, милиционеры и т. д.
Много бывших спортсменов: мастеров и разрядников каратэ, бокса, самбо, борьбы и пр.; в спортшколах и на стадионах в них воспитывали физическую мощь мышц и жажду победы над противником, но не заботились об их душе и нравственности. Вообще, при посещении камер и бесед с заключенными складывается впечатление, что многие наши спортшколы являются генераторами преступников. Их надо рассматривать как потенциально криминогенные зоны.
Всю эту разнообразную массу людей, поступающую в тюрьмы, пытаются как-то сортировать по камерам и коридорам, жестко разделяя привлекаемых по одному делу «подельников». В тюрьме — и здоровые, и больные, в том числе и душевнобольные. У некоторых психические сдвиги происходят уже в тюрьме.
В прошлой вольной жизни их не коснулись слова о добре и правде, о грехе и святости, о любви и красоте человеческих отношений. Они ходили среди нас, жили в наших домах, учились с нашими детьми в школе, а, может быть, мы их учили или работали рядом с ними, и они иногда заходили и в наши православные храмы.
А теперь все они, лежа на тюремных нарах, койках и топчанах или на холодном полу камер, думают о своей прошлой жизни, мучительно размышляют об ожидающем их будущем.
Арест, тюрьма прервали их бездумный бег по жизни; их остановили. И священник может обратиться к ним со словами пророка Иеремии: «Остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим» (Иер. 6:16). Кто прислушивается к этим словам и хочет искать новых путей и ценностей в своей жизни, а кто, подобно древним израильтянам, решает в сердце своем: «Не пойдем!»
Особенно напряженно о жизни размышляют подследственные, — впереди суд и полная неопределенность. Мучительно думают и многие осужденные, находящиеся на работах. Все они нуждаются в любви.
Этим размышлениям, этому поиску иных путей, этой тоске по человеческой любви надо помочь и откликнуться, просветить христианским православным словом. И многие заключенные желают каяться и открыть свои сердца Слову Божиему, и в условиях тюрьмы духовно и нравственно преображаются. Они показывают достойные плоды покаяния.
Тюрьма — это огромное скопление людей; численность арестованных в настоящее время стремительно растет, отражая возрастающую греховность и развращенность секуляризованного и американизирующегося «на советский атеистический манер» общества. Численность заключенных в Бутырской тюрьме резко возросла и значительно превышает норму. Знаменитая петербургская тюрьма «Кресты» была построена при царе-батюшке в расчете на 1000 заключенных, по советским нормам в ней положено содержать 3300 арестантов, в начале 1992 г. в ней сидело 6500 человек, а в первом квартале 1993 г. — 8000. Все нормы давно превышены и в тюрьме «Матросская тишина». 65 и 80 человек в одной камере — это качественно разные и физические, и психологические состояния. Даже в 1937 г., как сообщил мне начальник следственных изоляторов Москвы Анатолий Семенович Голубев, в Бутырской тюрьме сидело меньше арестованных, чем осенью 1992 г.
Читать дальше