Алексей Емельянов: Новый Завет. Вводный курс (Лекции, ПСТБИ)

Единицы традиции при передаче воспроизводись с большой степенью точности, так как в общине они выполняли вполне определенные функции — например, литургические. Это видно из передачи рассказа о Тайной вечери у ап. Павла. В Послании к Коринфянам есть передача тайносовершительных слов Господа нашего Иисуса Христа на вечере абсолютно точно так же, как у Евангелиста Луки. Даже подробности совпадают: оба они говорят, что Чаша новозаветная была предложена после вечери, на чем мы основываем свое учение о том, что новозаветная Евхаристия, Трапеза Господня, была исполнена Господом после ветхозаветной Пасхальной трапезы. Это ясно прослеживается только у Евангелиста Луки и также повторяется в Послании к Коринфянам.

Третья теория решения синоптической проблемы — теория фрагментов. В начале XIX в. немецкий ученый Шлейермахер опубликовал работу о Евангелии от Луки, где утверждал, что ап. Лука пользовался не прото-Евангелием (или даже не протоевангелиями) — письменным источником или источниками, которые охватывали всю жизнь Господа Иисуса Христа, а большим числом письменных сочинений, каждое из которых объединяло несколько фрагментов. Шлейермахер предположил существование этих письменных фрагментов — не прото-Евангелия (единого источника, из которого все потом черпали), а именно нескольких фрагментов, которые впоследствии были объединены. По мнению Шлейермахера, эти сочинения были написаны для раннехристианских общин, которые нуждались в сведениях о жизни и учении Господа Иисуса. Среди их авторов, по его мнению, были и свидетели земной жизни Спасителя (в частности, апостолы), а читатели и собиратели этих сочинений могли уже подбирать письменные фрагменты по некоему объединяющему принципу — жанровому. Один собирал речи Господни, другой — чудеса, третий — притчи и повествования, относящиеся к Страстям и т. д. И вот этот ученый-протестант безапелляционно заявляет, что Евангелист Лука был лишь собирателем уже имевшихся текстов, которые он переписывал без всяческих изменений. Это свое заключение он выводит из пролога Евангелия от Луки, в котором Евангелист заявляет о своем намерении по порядку начать писать об известных событиях — о событиях жизни Господа Иисуса Христа, поскольку другие уже такой труд предприняли. Таким образом, для этого мнения вроде бы есть основание.

Позднее Шлейермахер распространил свою гипотезу и на все прочие синоптические Евангелия, которые он именует «суммирующими» и тем самым противопоставляет «биографическому» Евангелию от Иоанна. Таким образом. Евангелист Иоанн — биограф, а все остальные — просто систематизаторы.

Эта теория долго не продержалась по той же причине, что и теория устной традиции — с ее помощью невозможно объяснить многочисленные черты такого фундаментального сходства между синоптиками. Если бы синоптики были бы просто компиляторами различных фрагментарных текстов, то как объяснить такое фундаментальное совпадение планов, последовательности перекоп, которые у них встречаются?

После этого протестанты ухватились за гипотезу редактирования: Евангелисты — редакторы; их тексты — не самостоятельное творчество, а нечто отредактированное. Но что именно?

Наконец, упомянутая нами теория использования одних синоптиков в качестве источников для других. Этой теории и придерживался блж. Августин. Но если он считал, что последовательность взаимного пользования именно такова: Матфей, затем Марк, а потом уже ими обоими пользуется Лука, то протестанты этим не удовлетворились, и в конце XVIII в. известный ученый Иоганн Грисбах предложил гипотезу, согласно которой Евангелие от Марка возникло в результате переработки Евангелий Матфея и Луки. Грисбах посягнул на наш канонический порядок: Матфей, Марк, Лука, — и предложил такой порядок: Матфей, Лука, Марк. Таким образом он отверг предположение блж. Августина о том, что Евангелие от Марка является сокращенным изжением Евангелия от Матфея.

На чем основывались эти предположения? Тот факт, что почти все вошедшие в Евангелие от Марка материалы имеются также у Матфея и у Луки, или у Луки (т. е. если у Марка есть какой-то материал, мы смотрим и обязательно находим его у Матфея и у Луки, или же только у Луки — за исключением очень малого количества мест — практически четырех мест Евангелия от Марка, которые отсутствуют в прочих синоптических Евангелиях). Этот факт Грисбах истолковал как свидетельство в пользу того, что Марк работал с двумя этими текстами одновременно. При решении синоптической проблемы Грисбах воспользовался этим доказательством — от последовательности. Он показал, что когда последовательность повествований, последовательность перекоп у Марка не совпадает с порядковым расположением тех же повествований у Матфея, то эта последовательность совпадает с их порядком у Луки. Может показаться, что Евангелист Марк выбирает, какой последовательностью в изложении событий ему пользоваться, и в одном случае его больше устраивает последовательность у Матфея, в другом — у Луки. И тогда обращает на себя внимание известное наблюдение, что в первой половине своего повествования Евангелист Марк следует последовательности Евангелиста Луки, а во второй части он придерживается последовательности событий Евангелия от Матфея. Происходит как бы перестановка. И эта «перестановка» смутила нашего протестанта, который решил предложить рабочую гипотезу о взаимном пользовании, но не в том порядке, к которому мы привыкли: Матфей, Марк, Лука, — а в другом: Матфей, Лука, Марк. (Непрочность этих построений доказывается тем, что те же самые соображения позднее были использованы для доказательства другого порядка, согласно которому самым первым было написано Евангелие от Марка).