Всякий человек состоит из души и тела, которым душа пользуется для достижения желаемого или потребного. Различие в природе души и тела, разумеется, влечет за собой различие в том, что потребно для их существования, здоровья и жизни. Материальное тело, естественно, стремится к материальному миру, который необходим только для поддержания его существования, а душа, также естественно, стремится к духовным ценностям, которые необходимы для поддержания ее жизни, точно также и пища и питье — для поддержания жизни телесной. По устройству телесному человек весьма близок к бессловесным существам, а по устройству душевному резко отличается от них не столько наличием интеллекта, сколько способностью различать добро и зло. Поэтому справедливо говорить, что человек, круг интересов которого ограничен удовлетворением физиологических потребностей, живет животной жизнью, как животное, как скотина. К физиологическим потребностям относятся не только потребность в пище, питие и воспроизведении, но и потребность видеть, слышать, обонять, осязать и ощущать свое собственное тело. Но телесные ощущения не способны насытить душу и само стремление к ним об этом свидетельствует, ибо сытый человек не ищет пищи. Поэтому желание сделать эти ощущения более тонкими и разнообразными при помощи искусства свидетельствует не о наличии духовных интересов и не о богатой душевной жизни, а о желании сделать более утонченными, эстетическими животные потребности. Именно удовлетворению животных, а не душевных потребностей и служат современные телевидение, кино, театр, живопись и литература. Удовлетворение потребностей и услаждение этим удовлетворением свойственно не только человеку, но и любому животному. Человеку свойственно во внешнем мире стремиться к тому, что напечатлевается в его душе через органы чувств его же вниманием и желанием, ему всегда свойственно воплощать в жизни свое внутреннее расположение.
Таким образом, можно сказать, что всякий грех является воплощением греховности, воплощением устремленности желаний и внимания человека ко внешнему. Будучи направлен на внешнее и во внешнее, всякий грех представляет из себе ту или иную форму самоутверждения человека в окружающем мире, способ расширения границ своего влияния и возможностей. На границе между сферой влияния человека и остальным миром обычно возникают неприятные, ему неподвластные ситуации, возникают конфликты. Расширение сферы влияния позволяет включить в нее конфликтные зоны, разрешить возникшие конфликты. Но при расширении сферы личного влияния увеличивается протяженность ее границ и неизбежно возрастает число возникающих конфликтов. Поскольку такое «расширение» используется для получения приятных ощущений, постольку вредность греха не сразу делается очевидной. Святые отцы говорят, что всякий грех либо льстит душе, либо ласкает тело; что всякий грех сладок и приятен, а плоды его горьки, отвратительны и непереносимы. При совершении любых поступков человек руководствуется либо нравственными соображениями и ищет душевной пользы, либо, условно говоря, пренебрегает нравственностью. Условно — только потому, что его поведение все равно определяется нравственными качествами, но отрицательными (ложь, жадность, хвастливость и т. д.). При этом он как в одном, так и в другом случае, приобретает навык в совершении определенных поступков, они делаются для него привычными.
При безнравственном поведении осуществляется рост греха. Этот рост проходит три основные ступени. Первая ступень характеризуется соразмерностью поведения человека и причиной, которой оно вызвано (сильно обидели — сильно обиделся, слегка обидели — слегка обиделся). А на второй ступени соразмерность исчезает (сильно обидели — сильно обиделся, слегка обидели — а обиделся все равно сильно). На третьей ступени, когда грех возрастает до уровня страсти и порабощает себе человека, обидчик уже не нужен — человек сам упорно ищет и находит на что обидеться, чем похвастаться, на чем сорвать злость, по какому поводу напиться и т. д.
В связи с тем, что в природе человека заложено свойство склоняться к добру, многие люди, приверженные к тем или иным грехам, пытаются доказать, что в грехе нет ничего плохого, поскольку признав его худость, они уже не смогут бездумно рабствовать (ему) греху. Другие люди просто отмечают в себе наличие греха, желая его не видеть и не противостоять ему. Как правило, это относится к тем грехам, которые сделались настолько обычными для человека, что им уже не замечаются. Поэтому отрицание человеком какого-либо греха в себе рассматривалось Святыми отцами как неоспоримое свидетельство наличия и выраженности в нем именно отрицаемого им греха. Оправдывая свои грехи, люди часто ссылаются на их естественность и, следовательно, узаконенность согрешений. Несостоятельность такого утверждения делается очевидной даже при самом поверхностном рассмотрении того действия, которое оказывает грех на душу человека, на человека в целом. Например, обидчивость сопровождается эмоциональным состоянием, которое характеризуется зависимостью, напряженностью, смущением, сомнениями, стыдом и страхом. Но этот же эмоциональный фон сопутствует и трусости, и хвастливости, и жадности, и всякому другому греху. Вызывается это эмоциональное состояние только у тех людей, у которых естественная душевная чувствительность не притуплена грехом, у которых душа сохранила способность ощущать и, следовательно, сохранила еще жизнь, ибо все живое ощущает, а теряет эту способность — умершее. Очерченное эмоциональное состояние можно обозначить одним словом — дискомфорт. Выраженный дискомфорт можно обозначить словом «боль,» длящуюся боль — словом «болезнь.» А завершение болезни — смерть, если не наступает выздоровления. И хотя речь идет о грехе, считаю своевременным и уместным отметить, что уход от смерти — болезни — боли — дискомфорта — греха возможен только через приобщение добродетелям, которые животворят, и каждая из которых приносит ощущение радости, счастья, спокойствия, уверенности, ясности, тихости, справедливости; каждая из которых имеет свое начало в любви и является формой самоограничения (служения).
Читать дальше