Николаос Зурнатзоглу - Старец Паисий Святогорец - Свидетельства паломников

Именно в это время я и познакомился с отцом Паисием. Тогда мы с отцом Агафангелом приняли большое участие в основании женского монастыря в местечке Суроти, куда отец Паисий, хотя и переехал на Святую Гору, приезжал окормлять монахинь. Когда я стал епископом, то часто советовался с ним по самым разным вопросам. И, должен сказать, получал замечательные ответы.

Более всего поражал меня в старце его литургический настрой, его любовь к богослужению, особенно — к Божественной литургии. Время от времени он возносил руки к небу и пел во всю силу своего голоса. Он и нам помогал пребывать в возвышенном состоянии. Я всегда горячо желал, чтобы на богослужениях рядом со мной был отец Паисий: литургия вместе с ним была настоящим священнодействием.

Когда ему задавали разные серьезные вопросы, он слушал своего собеседника со вниманием и в то же время молился, чтобы получить от Бога ответ. Он давал столь мудрые ответы, что все поражались: у человека, который окончил только начальную школу, была чрезвычайно глубокая мудрость в вопросах догматических и канонических. Я с ним советовался всегда либо письменно и по телефону (во время его пребывания в Суроти), либо лично, когда он приезжал сюда.

Многие стремились быть рядом с отцом Паисием в его келлии, ухаживать за ним, но он не хотел до этого допускать даже своих духовных детей, видимо не желал, чтобы кто‑нибудь узнал о его великих подвигах: службах и поклонах, которые совершал ежедневно, ночью и днем.

Он был человеком бодрствующим, воздержанным, бескорыстным. У него было правило не принимать денег, а если, в виде исключения, приходилось их взять, чтобы не ранить сердце чувствительного паломника, то раздавал их бедным. Себе он не оставлял ничего. Он не хотел иметь ничего на завтрашний день и глубоко верил в Промысл Божий. Он был прост в одежде и еде. Был настоящий монах–нестяжатель, преданный Богу и полагающийся во всем на Его святую волю.

Глубоко поражала его любовь к каждому человеку. Толпы людей посещали его в келлии на Святой Горе и ждали, чтобы он их наставил, разрешил проблемы. К тому же у отца Паисия был и дар прозорливости: многих приходивших к нему он называл по имени и знал волновавшую их проблему до того, как они ее сообщали. Как‑то заболел мой духовный сын, врач сказал, что он не выживет. Однако тот не хотел ложиться в больницу без благословения старца Паисия. Старец сказал: «Пусть ложится, но необходимости в этом нет. Бог ему поможет. Он пока еще не покинет этот мир». Как сказал, так и случилось.

Все мое окружение обращалось к старцу Паисию. Он говорил: «Если я уйду из этого мира и обрету дерзновение, то буду молиться за вас».

Помню, незадолго до праведной кончины отца Паисия мы пришли к нему с одним клириком. Я поднимался по лестнице и не переставая пел заупокойные молитвы. А он, услышав их, обрадовался и сказал по–особому, в свойственной ему манере: «Вот это правильно, а то приходят и желают мне выздоровления!» И еще сказал: «Если завтра мне скажет врач, что я умру, то, хотя никогда в жизни и не танцевал, пущусь в пляс». Ему не терпелось встретиться со Христом на небе; это он и праздновал.

На меня производило глубокое впечатление то, что он не боялся смерти; он будто бы даже играл с ней. За два дня до исхода старца я пошел навестить его. Я знал, что он никого не принимал, даже своих духовных чад. Игуменья мне сказала, что примерно десять архиереев хотели его увидеть, но он не принял никого. Но когда она сообщила о моем посещении, он попросил слабым голосом: «Дайте ему омофор» — он хотел получить разрешительную молитву. Я поднялся к нему в комнату и увидел его, без сил лежавшего на кровати. У него были страшные боли, и меня поразило, что он не изменялся в лице, но только руками водил по стене. Видимо, ему было очень больно, и он делал лишь одно это движение. Я ему тогда сказал: «Геронда (почтительное обращение к старцу духовных чад. Ср.: геронт — от греч. geron (gerontos) — буквально: старец. — Ред.), почему бы тебе не принять аспирин, чтобы успокоить боль?» А он меня спросил: «Только других мы будем учить терпению?» Я сказал сам себе: «Вот бы стать как отец Паисий и умереть вместе с ним». В эти трудные минуты он не хотел утешения от людей, он верил в утешение, исходящее от Святой Троицы, от Богородицы, Которую очень любил, от Церкви торжествующей. Подвижник такой чистоты желал разрешительной молитвы Церкви. И когда я ему говорил: «Геронда, ты Божий любимец», он отвечал мне: «Каждую секунду мы имеем помыслы. Нужно очистить ум от них». Он придавал большое значение мелким помыслам. И был предельно чист внутренне. Он не оставлял свой ум в праздности ни на минуту. Не только не делал чего‑то, что могло быть противно Богу, но и не принимал мимолетного помысла, который считал грехом.