Старец Иосиф Исихаст - Выражение монашеского опыта

Все эти ложные ощущения в действительности не имеют ничего общего с теми признаками, которыми удостоверяется присутствие Божественной благодати. Напротив, они несут с собою смущение и к тому же возбуждают низменные плотские страсти. Ум прельщенного помрачается и неспособен к рассуждению, поскольку он не имеет ни опыта восприятия истинной благодати, ни смирения, которое позволило бы усомниться в правильности своего суждения. На ранних стадиях прелести, если увлеченный ею придет в себя по милости Божией и взыщет исцеление, еще есть надежда, что благодаря содействию Церкви он будет исцелен. Однако если прелесть проникнет глубже, так что, согласно словам старца, «уже наступило отравление мысленной крови, становится сие, по большей части, трудным». В таком случае прелесть, по справедливости, считается почти неисцелимой болезнью.

Бывает и так, что подвижник ощущает нечто вроде благоухания. Вообще, к какой бы слабости ни склонялся ум, дух прелести сразу же примет соответствующий образ. Для воображающих почести начальств и властей, то есть для тех, в ком еще живы страсти любоначалия и тщеславия, даже если они некоторое время и боролись с ними, дух прелести представляет именно это. Таким он показывает во сне, как их избирают вождями, пастырями и духовными отцами, от которых зависит спасение мира. Это один из способов действия духа прелести в его первоначальной форме. Однако он не перестает нападать и на достигших преуспеяния, стоит только ему заметить неосторожность подвижника и склонность того к какой‑либо страсти. Тем, кто преуспел в созерцании, он представляется светлым Ангелом, принимает образы святых и Самого Спасителя Христа, в зависимости от состояния, в котором находится человек Божий. Другой же вид прелести подстерегает подвижника главным образом в области деятельного благочестия, с которого человек обычно начинает свое покаяние. Чтобы яснее изобразить обе разновидности прелести, следует сказать вот что. Первая из них, описанная мною, имеет целью смутить тех, кто уже положил хорошее начало, и помешать их дальнейшему продвижению. Другая, о которой речь пойдет далее, стремится не позволить войти в область духовной жизни тем, кто спешит сделать это. Результат же бывает всегда один — вред для подвижника.

Мы не отрицаем деятельное подвижничество, которое, как уже было сказано, является порождением Божественной ревности. Соблюдение внешних добродетелей является необходимым предварительным условием всякого подвижничества. Это показал и Господь после Своего Крещения во Иордане и удаления на гору. [365] См.: Мф. 3, 17; 4, 4. Сюда относятся пост, бдение, молитва, нестяжание, целомудренный образ жизни, смирение и вообще те средства, которые укрощают наши греховные склонности. Однако и здесь прелесть находит для себя пути и укрепляется, прикрываясь следующим предлогом. Каждый человек, в силу ли своей привычки или характера, обладает каким‑либо качеством, выделяющим его среди других. Когда он приступает к духовной жизни, это качество помогает ему в каком‑либо виде подвижничества, в какой‑либо добродетели. Божественная ревность, будучи первым споспешником кающегося, соединяется с его собственным преимуществом, каково бы оно ни было, и дает возможность в короткий срок достичь преуспеяния в этом подвиге, этой, можно сказать, добродетели. Тогда человек, удовлетворенный тем, что ему удается с легкостью, ограничивается лишь этим и не заботится об иных видах подвижничества, полагая, что этим одним приносит совершенное покаяние. Конечно, он может ссылаться и на пример прежних отцов, писавших о данной добродетели.

Приведу дословно высказывание старца об односторонности именно этого рода: «В наше время точно так же, как это бывало и в древности, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например, в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не разбираясь в том, получают ли они от этого пользу или вред… А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, поскольку довольствуются лишь одним…». Если человек полностью или частично оторвался от действительности, то в этом уже присутствует прелесть, препятствующая ему достичь своей цели. Те, над кем берет верх прелесть этого рода, так что они придерживаются одностороннего подвижничества и не хотят отказаться от своей точки зрения, естественно, становятся жертвами тщеславия из‑за своей самоуверенности. Тогда они терпят еще больший ущерб.