Старец Иосиф Исихаст - Выражение монашеского опыта

Первым двигателем здесь становится страх Божий. За ним следует движущая сила Божественной ревности, а после нее — возникающее постепенно ощущение вины и недостойного исполнения своих обязанностей. Это ощущение усиливает пыл ревности, благодаря чему трудолюбие сохраняется в течение всей жизни. Преуспеяние в многообразных подвигах трудолюбия, которое является нашим главным крестом, вызывает плач и печаль по Боге. Тогда разумный подвижник ищет место и образ жизни, согласующиеся с его главной задачей — подчинением и послушанием духовному отцу.

Поистине блажен тот, кто постепенно достиг такого состояния и, поискав, нашел духовного наставника, отвечающего требованиям безмолвнической жизни, ибо такой человек незамедлительно найдет скрытое на поле [301] Ср.: Мф. 13, 44. его сокровище. Исходя из опыта нашего времени, старец представляет трудности, препятствующие избранию этого пути, однако ободряет и призывает к настойчивости тех, кто ищет подчинения духовному отцу. Избранный ими образ жития в полном послушании духовному отцу старец считает совершенным, однако отмечает, что в древности бывало и несколько иначе. Когда молодой человек, ощутив воздействие Божественной ревности, отрекался от мира ради более духовной жизни, то встречался с духовными старцами и оставался с ними до того времени, пока не усваивал в самых общих чертах основы безмолвия и монашеской жизни. Затем, получив благословение от старца, своего наставника, он поселялся в одиночестве, применяя на деле все то, чему научился, советуясь в течение всей остальной жизни или со своим старцем, или с другими опытными духовными отцами. Он отмечает также опасность, угрожающую невнимательным монахам, которые удаляются от заботы старцев и послушания им под предлогом якобы более безмолвной и духовной жизни, в действительности же побуждаемые унынием, своенравием и эгоизмом. Такие, не располагая элементарными способностями, которые соответствовали бы их стремлению, попросту сходят с законного пути. К несчастью для них, за этим следуют падение и прелесть сатаны, который умеет при помощи благовидных предлогов заманивать людей в свои сети. «Тот же, кто истинно пребывает в безмолвии по указанию воли Божией, постоянно оплакивает грехи свои», — говорит старец.

Вместе с воспоминанием о своих грехах и вообще чувством ответственности за свое прошлое, к которому побуждает человека возникшее в его душе, как выражается старец, «чувство в Боге», плач и слезы становятся для него, по слову Псалмопевца, хлебом «день и нощь». [302] Пс. 41, 4. От него не скрыты никакое средство или способ, которые могут служить стяжанию благости и добродетели, и он со всей тщательностью заботится, чтобы не только не лишиться благой части, но и увеличить ее. С полным доверием и подчинением наставнику он «отдает подвигам тело свое как жертву, приносимую любви Иисусовой, с готовностью умереть за Него, если бы это было возможно». Тело свое он с величайшей охотою изнуряет делами так называемого деятельного благочестия, ум же сосредоточивает в сердце, непрестанно творя молитву, переданную нам святыми отцами: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Старец продолжает так: «Подобно тому как дыхание дает жизнь плоти, ум, сопряженный с молитвою, воскрешает умерщвленную душу свою и, делая это, человек, словно усердный работник, прилежно взыскующий милости, понемногу начинает ощущать умом просвещение Божественного утешения». Это утешение, служащее первой ступенью духовного восхождения монаха, приснопамятный старец называет блаженным, указывая, что «есть удостоверение, что он идет путем истинным». Первым удостоверением он называет «луч призвания Божия, который один помогал очищению нашему. Но тогда человек еще не мог различить чувством ума оное ни для кого не видимое Божественное действие», которое лишь иногда, при наличии соответствующих обстоятельств, могло ощущаться в теле, облегчая тяжесть трудов. В других случаях это действие вызывает утешение и духовные помышления, плач и слезы, памятование о совершенных дурных делах, увеличивает стремление к еще большим подвигам и порождает богоугодное естественное созерцание творения, которое услаждает душу подвижника.

Но это еще не умное видение «ощущаемого светлейшего света, которое это треблаженное действие являет нам, приходя как бы в тонком дуновении». Свойства этого высокого состояния, согласно описанию приснопамятного старца, уподобляют его Божественной купели, которая омывает и очищает ум, совершенно изменяет все тело, смягчает сердце и усиливает те благие достоинства, что есть у человека, а также его горячность и ревность о Господе, вызывая у него неболезненные слезы любви. Таковы в общих чертах чувственно воспринимаемые действия благодати, которые на данном этапе удостоверяют подвижника и дают ему утешение. Это состояние, проявляющееся одновременно в уме и чувствах человека, сохраняется столько времени, сколько позволяет Божественная благодать, а затем, как говорит старец, «насколько пожелает богодвижимая сила, этот светлейший свет вновь скрывается». Тогда человек опять остается в одиночестве, рассматривая следы этого состояния, оставшиеся, подобно избытку хлебов, [303] Ср.: Мф. 14, 20. в его душе. В этом состоянии удаления благодати, как его ощущает подвижник, он напоминает мировара, который даже если и не занимается своим ремеслом и не прикасается к Миру, все‑таки сохраняет его запах, благоухая и без Мира. По словам старца, «ты остаешься один, словно бы помазанный благоухающим елеем». Этот вид удаления благодати не из‑за особой вины со стороны человека, но согласно боголепным судам спасительного Промысла Божия известен нашим отцам–исихастам, которые утверждают, что такое удаление благодати зависит от личности человека, времени и обстоятельств.