— Похоже, что я вовсе и не боюсь, — подумал Давид, инстинктивно отыскивая в пастушеской сумке камень. Но тем временем эта коричневая масса на мощных мохнатых лапах бешено ринулась в его сторону. Он же, движимый силой юности, послал в эту яростную мишень обточенную и заостренную водами гальку. Просвистев в воздухе, та навсегда уложила его первого живого и мощного противника.
Несколько мгновений спустя, наш, уже не столь молодой, как минуту назад, человек подобрал маленькую овечку и сказал:
Я — твой пастырь, а Бог — мой…
Поздно вечером была сложена новая песнь. Пастух вновь и вновь возносил ее небесам, и все ангелы внимали ей. Они стали хранителями этой дивной песни и передавали ее как целебный бальзам всем сокрушенным сердцем в грядущих веках.
Я обрел Давида, раба Моего, святым елеем Моим помазал его
На следующее утро Давид увидел, что кто-то стремительно к нему бежит. Фигура, приближаясь, все вырастала, пока не стало очевидным, что это его родной брат.
— Беги! — кричал брат. — Беги изо всех сил. Я присмотрю за стадом.
— Зачем?
— Старик-пророк… Он хочет видеть всех восьмерых сыновей Иессея, нашего отца. И он уже видел всех, кроме тебя.
— А зачем?
— Беги!
И Давид побежал. Он бежал изо всех сил молодым стремительным бегом, останавливаясь на мгновение, чтобы перевести дыхание. Пот лился по его загорелым щекам. Раскрасневшееся лицо сливалось с рыжими вьющимися волосами. Таким он и вошел в дом своего отца, глазами отмечая все, что было в поле его зрения.
Он стоял перед всеми, этот самый младший сын Иессея, повзрослевший, высокий и сильный. Но таким его видел только почтенный старец, их гость, но не все остальные. Ведь родня не замечает, как растет ребенок. Старик же видел. Он видел и еще кое-что. Каким-то образом ему ведомо было то, что знает лишь Бог.
…А Бог испытал все дома в царстве Своего Народа, один за другим, в поисках чего-то особенного. В результате Всемогущий увидел, что именно этот вот пастушок любит своего Господа больше, чем кто-либо другой на всей священной земле Израиля…
— На колени, — сказал старец с бородой и седыми волосами до пояса. Преклонив колени с большим достоинством, никогда прежде этого с ним не бывало, Давид почувствовал, что на голову и лицо его течет елей. Где-то в потаенном месте сознания, вернувшего его в детство, промелькнула мысль: «Ах, это, должно быть, то, что совершают для посвящения на царство. Значит, Самуил совершает посвящение? Он делает меня… но кем?»
Еврейские слова были безошибочны. Даже дети знали их — «Вот помазанник Божий!»
* * *
Ты, наверное, думаешь, что этот знаменательный день изменил всю последующую жизнь Давида?
Но не находишь ли ты странным, что это самое замечательное событие привело юношу не к трону, а к десяти годам мук и страданий? В тот день Давид был зачислен не в царский род, а в школу сокрушенности сердца…
*
Самуил ушел.
Сыновья Иессея, за исключением одного, отправились на войну. Младший, еще не созревший, по мнению родных, для войны, получил тем не менее продвижение в доме своего отца: из пастухов — в разносчики. Теперь новой его работой стало бегом доставлять братьям пищу на военные рубежи. И он делал это так же безропотно и исправно, как и пас овец.
В один из таких переходов на передовую он убил еще одного «медведя», и точно таким же способом, как и первого. Но только этот враг оказался человеком, причем, ростом в девять футов, а звали его Голиаф. Этот необыкновенный подвиг прославил молодого Давида, и его провозгласили народным героем…
Время же вскоре привело нашего певца и война во дворец безумного царя… В обстоятельствах, таких же невыносимых, как и сам царь, юноше предстояло узнать многие вещи, не ведомые ему ранее, но нужные для постижения жизни…
Господи! Ты испытал меня и знаешь
Давид пел бесноватому царю. И пел часто. Казалось, музыка сильно действовала на Саула, помогала ему. Когда Давид пел, все во дворце прислушивались к звукам в царской палате и дивились столь чудным словам и мелодии. Кажется, самой любимой у всех была песня, которая была посвящена маленькому ягненку. Люди, как и ангелы, любили в этой песне все до последнего слова и звука.
Но беда в том, что царь Саул был болен завистью, и от этого бесновался еще больше. Или наоборот… В любом случае, он чувствовал некую угрозу от Давида. Впрочем, всем известно, такое часто происходит со многими царями, когда в их царстве появляется талантливый и любимый всеми юноша с многообещающими задатками. Но вдобавок к этому, по глубокому и тайному предчувствию, и царь, и юноша знали, что однажды молодой займет место старого.
Читать дальше