Тронд Берг Эриксен - Августин. Беспокойное сердце

— Скончавшийся Августин освобождает из тюрьмы узника; снимает с его рук кандалы и выводит из зарешеченной башни.

— Августин дает измученному жаждой узнику напиться речной воды; на руках у узника кандалы, у Августина в руке книга.

— Августин изгоняет из одержимого злого духа; диавол вылетает изо рта одержимого.

— Августин возле Павии является разбитым параличом паломникам; он в епископском облачении с нимбом и книгой.

— Исцеленные пилигримы выбегают из церкви Святого Петра. Церковь очень красива и узнаваема.

— Отповедь неизвестному еретику с птичьими ногами — Пелагий (?).

— Отповедь другому неизвестному еретику с птичьими ногами — Донату (?).

— Августин на смертном одре в Гиппоне.

— Умерший Августин исцеляет священника. Собаки символизируют верность священника.

— Священник исцеляется и идет служить мессу по Августину в день поминовения святого. Лев загораживает вход в церковь, чтобы показать, что Августин воскрес для другой жизни.

Аллегорические фигуры между треугольниками, очевидно, представляют собой ангелов, находящихся на разных ступенях ангельской иерархии — во всяком случае, это обычно объясняется так: ангел–хранитель с невинным младенцем на руках, архангел, держащий по городу в каждой руке; ангел добродетели, который открыл книгу и показывает на что–то важное, ангел силы, который держит на цепи дракона, ангел власти со скипетром и яблоком, херувим, благословляющий правой рукой, архангел Рафаил, который помог маленькому Товию в путешествии, и ангел престола, держащий овальную раму, в которой виден всемогущий Христос. Серафимов здесь нет, зато они порхают под сводом над лицом блаженного епископа.

Современному человеку, читающему Августина, особенно трудно понять его убежденность во всесилии и постоянности вечности. Вечность — это не декорация, дополняющая историю, не просвет потустороннего мира, но нечто более истинное, чем все видимое и осязаемое. Град Божий и Небесный Иерусалим — это не метафоры, символы или спекулятивные образы. Августин скорее верит, что тенями являются град земной и земное общество. Что мир — это метафора небесного, а не наоборот. Внутреннее — более истинно, более реально, чем внешнее, небесное — более истинно, чем земное. Вечность — это глубинное содержание времени и поэтому всегда существует для тех, кто в состоянии обратить взгляд к внутреннему.

Теперь уже мало кто думает так же, как Августин. Если в наши дни за религией и признается некая истинность, то, как правило, она заключена в символах, метафорах или умозрительных образах, которые проливают свет на судьбу человека. Светский мир воспринимает религию примерно так же, как искусство или художественную литературу. Современные люди считают, что Бог — это духовный факт, идея, ступень в нашей памяти, — и не могут понять Августина, когда он говорит противоположное: мы существуем потому, что занимаем место в мыслях Бога, что Он поддерживает нашу жизнь потому, что мы — ступень в Его памяти. Светский мир перевернул с ног на голову мьюль Августина об отношении между метафорой и реальностью. Для нас видимое и осязаемое более реально, а вечность — нечто, что редко является нам как далекое и неясное благоухание.

Не столь важно определить, что является метафорой, а что — действительностью, как сохранить глубокое уважение перед многообразием и сложностью человеческой жизни, о которых первым написал Августин. Антигуманизм в наши дни проистекает не от верующих, подобных Августину, но от тупых популяризаторов, от недалеких журналистов и слепых технократов, от фанатиков и террористов, от ученых, которые не видят ничего дальше своих пробирок, от всех тех, кто хочет манипулировать родственными видами, словно они неживые предметы. Антигуманизм проистекает от тех, кто хочет низвести людей до средства, хочет погрузить их в товарные вагоны и сжечь на алтаре абстрактной правды. Гуманизм Августина, напротив, сохраняет образ каждого индивидуума как нечто превосходное и неумаляемое именно потому, что Августин понимает происходящее в свете своего беспокойного сердца.

Для Средневековья Августин был все равно что липкая бумага для мух, к которой прилипали всевозможные легенды. Предлагаемый отрывок взят из сочинения Иакова из Варацце «Золотая легенда» (-1265), которое содержит пространный рассказ о жизни Августина. Этот отрывок поучителен, ибо показывает, как понимали Августина в тех кругах, которые не читали его богословских сочинений и не вели о них споров, а питались лишь слухами о его учености и святости. Не сорок тысяч написанных им страниц в первую очередь определяют популярный в средневековье образ Августина, а именно возникновение легенд и преданий, похожих на те, которые Иаков собрал в своей содержательной и полезной «Золотой легенде».