Энрико Гальбиати - Трудные страницы Библии. Ветхий Завет

Именно эта сокровищница религиозных идей, кратко изложенных в нескольких причудливых стихах книги Бытия, дает простодушному, необразованному еврейскому пастуху преимущество перед Платоном и Аристотелем, а нам, позднейшим читателям, предлагает не естественно-научную систему, а основы метафизики.

II) — Ветхий Завет не сможет удовлетворить и нашу историческую любознательность .

Хотя в Библии с начала до конца тянется длинный и разнообразный ряд исторических фактов, мы будем разочарованы в наших попытках найти какие-нибудь действительно интересные подробности. Напрасными, например, будут наши усилия восстановить по библейским данным хронологию эпохи, предшествующей Давиду: хлопоты эти словно вызывают добродушную и загадочную улыбку у всех этих чисел, кратных 40, как бы скандирующих век за веком в ритме человеческих поколений, пока почтенные страницы наполняются длинными списками неизвестных имен, спасенных от тысячелетнего забвения.

Итак, перед нами история, проходящая сквозь призму миросозерцания, совсем непохожего на наше. Эта призма что-то открывает, а что-то скрывает. И чем отдаленнее доходящие до нас события, вплоть до самых давних доисторических времен, тем более фрагментарно и скупо их отражение, так что становится уже невозможно установить, на какой срок они реально удалены во времени. Можно даже задать вопрос, не намеренно ли эти наиболее отдаленные события переданы сквозь ту же дымку символизма и поэзии, которая и заволакивает, и раскрывает конечные судьбы человеческой истории.

Побуждаемые требованиями нашего западного научного современного вкуса, мы рассмотрим характерные черты мировоззрения, которое передало нам эти воспоминания о далеком прошлом, чтобы попытаться найти то, что могло ускользнуть от сита библейской историографии и что нам, на самом деле, так интересно.

Но мы продолжаем утверждать, что, несмотря на эту странную манеру изложения исторических событий — и даже благодаря этой странности — история человечества и Израиля наполняется в Библии четко различимым религиозным смыслом. Грех, запятнавший род человеческий у самых его корней, проявляется, по мере развития общества так называемой библейской праистории (Быт 1-11), в своих социальных аспектах: убийство, угнетение, осквернение любви, политические раздоры. И вот Бог находит нужным вмешаться и постепенно отбирает среди народов группу людей, на которую возлагается долг пронести через века светоч веры в единого Бога и надежду на прощение и прославление.

Таким образом, библейская история, каково бы ни было ее литературное выражение, стала объективной рамой, в которую вставляется божественное Откровение истин о наших отношениях с Богом, нашем нравственном поведении и нашей судьбе в вечности.

III) — Мы не найдем в Ветхом Завете собрания религиозных и нравственных наставлений, органически выраженного в систематичной и окончательной формулировке. Кто-то, может быть, останется разочарованным в своем ожидании получить нечто вроде полного и цельного катехизиса. Но именно в этом кажущемся беспорядке и несовершенстве мы видим чудесный, единственный в своем роде факт и доказательство божественного происхождения Ветхого Завета.

Вкратце суть этого факта можно изложить следующим образом: религия и нравственность Ветхого Завета постоянно открыты и устремлены к дальнейшему совершенствованию, предел которого находится вне самого Ветхого Завета. В истории человечества все другие религиозные устройства и воззрения предстают, как конечная точка; религия Израиля, напротив, в каждый момент своей тысячелетней истории, на каждой странице сорока шести книг Ветхого Завета являет собой исходную точку, как бы ступень восходящей лестницы; эта ступень обладает имманентной ценностью, но она ценна и тем, что позволяет сделать следующий шаг наверх.

Больше того: в то время, как религия Ветхого Завета предстает в восходящем движении, история всех других религий показывает нам их, напротив, в состоянии прогрессирующего разложения и упадка. Признаем вместе с ап. Павлом (Рим 1, 19–20), что, вдохновляемые созерцанием творения, все народы составляют себе какое-то представление о Боге. В том же Послании к Римлянам (2, 14–15) апостол допускает, что люди способны распознать наиболее существенные черты нравственных обязанностей. Добавим, что встречались некоторые особо одаренные личности, которые возвысились до очень высоких и благородных понятий и о Божестве, и о нравственной жизни. Но приходится признать, что в целом история религий свидетельствует об их регрессе.