Ханут Сингх - Великий йогин Шри Шивабалайоги Махарадж. Жизнь, духовный путь, наставления по практике

Хотя в результате этих непредвиденных обстоятельств Сатьяраджу пропустил свою дневную трапезу, и хотя он был очень голоден в тот момент, когда отправлялся купаться на канал, теперь голод отступил. Юноша совсем не хотел есть и от предложенной ему пищи отказался. Тем не менее родственники настояли, чтобы он выпил немного молока. Первое яркое впечатление начало понемногу блекнуть, и к 8 часам большинство людей ушли домой, хотя некоторые, наиболее любопытные, остались, чтобы посмотреть, как будут развиваться события дальше. Эти люди сидели возле Сатьяраджу, болтали между собой, но к ночи разошлись и они. Около одиннадцати часов вечера Сатьяраджу, наконец, остался один, все ушли спать. Божественный образ шивалингама, окруженного сиянием, все еще не исчез, и омкара шабад продолжал звучать в его сознании. Сатьяраджу пришло в голову вернуться на дамбу канала – туда, где на него снизошло божественное переживание. Когда он встал и пошел, проснулся также один из мальчишек, Говинда, и захотел отравиться с ним, но Сатьяраджу сумел от него ускользнуть и сам вернулся на то самое место, где божественный гуру усадил его в позу лотоса. Когда он пришел туда и уселся на землю, юноша обнаружил, что ему не удается закрыть глаза. Однако это не стало препятствием для его дхьяны [14] Хотя «дхьяна» обычно переводят как «медитация», это слово не в полной мере передает значение данного термина. Подробно мы его обсудим в главе 7. , ибо божественное видение оставалось перед ним и тогда, когда глаза его были открыты, и ум его был полностью погружен в это видение. Вскоре после того, как юноша пришел на дамбу, начался сильный дождь, который шел всю ночь напролет, однако Сатьяраджу не обращал на него внимания. Несмотря на то что юноша промок до нитки, ему и в голову не пришло переместиться в какое-то другое место, чтобы укрыться от ливня.

На следующее утро, а именно в понедельник, 8 августа 1949 года, мальчик-хариджанин по имени Пентапатти Вирараджу принес Сатьяраджу немного молока, которое юноша принял и выпил. Вскоре односельчане, которым было любопытно, что творится с Сатьяраджу, пришли к нему домой, но, не обнаружив юношу там, отправились на дамбу, где он и был. Увидев, что мальчик промок под дождем, они перенесли его к дереву баньян неподалеку от деревни и усадили под сенью. Затем они установили над ним зонтик из листьев пальмировой пальмы, чтобы уберечь от дождя. Все это время Сатьяраджу осознавал деятельность, разворачивающуюся вокруг него, но никак не реагировал на происходящее. Поскольку глаза его оставались открытыми, он видел людей, суетящихся вокруг, но они представлялись ему всего лишь тенями, мельтешащими на фоне ясного образа, который прочно утвердился в поле его зрения. Если какие-то лица все же попадали в фокус, он лишь смутно припоминал, что где-то их видел, но не мог вспомнить имен, и ему даже в голову не приходило, что они могут быть его друзьями, родственниками, односельчанами… ибо единственное, что имело значение, – это тот факт, что прикосновение божественного гуру удалило из ума все мысли такого рода и единым движением разорвало все прежние связи.

Хотя дождь шел целый день, Сатьяраджу этого не замечал. Он сидел под импровизированным навесом из листьев пальмировой пальмы, полностью погруженный в свое видéние, не меркнущее ни на миг. Часов в девять вечера какие-то проходящие мимо мальчики из числа хариджан, услышали звук омкара дхвани, исходящий от того места, где сидел Сатьяраджу. Не понимая, что это за странный звук, они побежали в деревню и рассказали о нем односельчанам. Некоторые люди пошли разобраться и тоже услышали омкара дхвани, исходящий от юноши. Звук был слышен приблизительно три четверти часа, и все это время селяне стояли в стороне, слушая в благоговейном молчании. Наконец, когда звук утих, они осмелились подойти к Сатьяраджу, подняли его и отнесли домой.

Дома сестра дала ему молока. После того как юноша выпил молоко, божественный трепет, объявший его ум, несколько ослаб – ослаб до такой степени, что Сатьяраджу захотел спать и отправился в постель. Он и не знал, что это был последний раз, когда он сможет достаточно долго поспать за ближайшие годы: все последующие двенадцать лет, пока продолжался тапас, Сатьяраджу почти не спал. Порой он впадал в дрему на несколько минут во время перерывов в самадхи, но и тогда не покидал своего места, или асаны , – ни разу не ложился спать на протяжении всего тапаса!