Брюс Янг - Великий йогин и его ученик. Жизнеописания Шивабалайоги Махараджа и Шиварудра Балайоги Махараджа

Седьмой год тапаса.

Итак, он встал, собираясь отправиться домой, но в этот же момент дорогу ему преградила фигура его учителя.

– Куда ты идешь?

– Я возвращаюсь домой! – заявил юный ученик.

– Почему ты возвращаешься домой? – продолжала спрашивать его высокая фигура.

Получив возможность объясниться, мальчик рассказал о трудностях и физическом насилии, которые ему приходилось переносить с самого начала садханы. Он рассказал о том, как страдал от деревенских обидчиков, как его кусали насекомые и грызуны на кладбище, а потом еще этот укус ядовитой змеи – больше так продолжаться не могло, и он решил вернуться домой к своей семье. Гуру внимательно и терпеливо выслушал его жалобы и объяснения, а после этого твердо сказал ученику:

– Ты рожден для того, чтобы продолжать этот тапас в течение двенадцати лет, и моя миссия заключается в том, чтобы помочь тебе дойти до конца. После этого ты можешь идти куда хочешь и делать что хочешь.

1953 г.

1955 г.

≈ 1957 г.

≈ 1959 г.

Затем учитель дал ему мантру, способную нейтрализовать действие змеиного яда. Осознав свой долг и ответственность перед гуру, Сатьяраджу снова вернулся на свое место на кладбище и сел в медитацию с непоколебимым намерением пройти весь двенадцатилетний цикл:

– Я выполню эту задачу или умру. Ничто больше не сможет остановить меня.

Он начал читать мантру, указанную гуру, и вскоре погрузился в глубокую медитацию. Позже, вернувшись к обычному состоянию сознания, он заметил, что воздействие яда на организм заметно ослабло и он стал чувствовать себя намного лучше.

Одиннадцатый год тапаса.

≈ 1960 г.

Слух о том, что парню удалось избежать смерти от укуса смертельно ядовитой змеи, распространился по деревне, и постепенно слава о мальчике по имени Балайоги из Адиварапупеты вышла за пределы селения. Как следствие, к нему на даршан стали приходить жители дальних деревень и начали появляться возможности улучшения места его медитации. Так через несколько месяцев появилось что‑то вроде помоста с покрытием, чтобы кладбищенские насекомые и грызуны больше не беспокоили Сатьяраджу. Еще через какое‑то время помост был заменен более основательным дхьяна-мандиром (храмом для медитации), построенным на прилегающем участке. Садхак переехал в него. Он закрывался на ключ, так что никто не мог потревожить его, как прежде. Ключ хранился у матери Сатьяраджу, которая ежедневно приходила к нему со стаканом молока и проверяла его во время тапаса. На протяжении всего периода аскезы его мать Парвати, преданная и любящая душа, заботилась о нем и беззаветно ему служила. И хотя она дала ему при рождении имя Сатьяраджу и воспитывала его под этим именем, после явления ей образа Тримурти она стала относиться к своему сыну как к благословенной божественной душе, выполняющей высокую миссию, смиренно поддерживая и помогая ему, чем только можно, во все дни его двенадцатилетней садханы. Зная его много лет как собственного сына, она в какой‑то момент ясно осознала грандиозность случившегося с ним и безоговорочно приняла на себя роль его слуги.

Теперь Балайоги находился в более благоприятном окружении по сравнению с тем временем, когда его били жители деревни и кусали насекомые и животные. Мандир стал его убежищем, где его никто не трогал, и хотя в комнатке было очень жарко и душно – жара в Южной Индии это то еще испытание, – убежище прекрасно служило своей цели. Каждые несколько месяцев к нему являлся Гуру, чтобы подбодрить своего ученика, дать ему указания по практике или помочь в преодолении его трудностей. Иногда садхаком овладевало легкое уныние, и тогда учитель приходил, чтобы поддержать и вдохновить его.

Непрекращающаяся изнурительная медитация в течение двадцати трех часов ежедневно и отсутствие движения начали сказываться на растущем теле подростка Балайоги. Даже для взрослого человека последствия столь длительной неподвижности могут быть очень серьезными, что же говорить о молодом организме в фазе активного роста! Во время медитации он не осознавал ни своего тела, ни связанных с ним болей, но как только он возвращался в обычное состояние сознания, тут же вся боль от долгого сидения пронзала каждую клетку его тела. Дошло до того, что из‑за тугоподвижности суставов и нестерпимой боли он не смог ходить на канал и совершать омовение. Тогда было решено оставлять у его жилища каждый день ведро воды. Однако через какое‑то время его конечности стали настолько жесткими, негнущимися и болезненными, что для преодоления даже столь малого расстояния ему требовались вся его воля и все силы. Ему стало трудно совершать простейшие движения, он едва мог есть и мыться. Преодолевая трудности, он продолжал свою длительную медитацию и ежедневно самостоятельно ухаживал за телом, как бы тяжело и болезненно это ни было.