Эжен Марен - Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Большинство этих монастырей были построены принцами или принцессами из многочисленных императорских семей, правивших в Константинополе. На острове Проти были когда-то три монастыря, а возможно, и больше: туда были изгнаны император Михаил Рангабе и два его сына – Феофилакт и Никита; позже там окончил свои дни Роман Лекапен. Туда же был сослан император Вардас – в монастырь, который сам и основал. Феодосия, жена Льва Армянина, был после смерти мужа по приказу Михаила Заики заточена в монастырь Государей. (Похоже, что этот монастырь находился в самой столице.) Его четыре сына – Константин, Василий, Григорий и Феодосий – были оскоплены, а затем тоже отправлены в монастырь на этот остров. Позже там оказались и многие другие жертвы дворцовых переворотов. В том числе Роман Лекапен, который умер там в 1008 году в монастыре, который сам и основал; куропалат Лев Фока и его сын Никифор, ослепленные и отправленные в заточение на Проти в царствование Иоанна Цимисхия.

На острове Антигони был большой монастырь Преображения, основанный Василием Македонянином. Именно на этом острове много лет страдал в заточении, в ужасных условиях святой патриарх Мефодий, одна из самых прославленных жертв жестокости иконоборцев. Возле гробницы, в которую он спустился живым, императрица Феодора, жена Феофила, построила молельный дом и, несомненно, также возвела монастырь: до сих пор можно увидеть цистерну, которой, очевидно, пользовались его обитатели.

На острове Андеровифос, иначе Теревинф, тоже был один монастырь или даже несколько. Этот дикий крутой утес словно приглашает уединиться на нем и, как пишет господин Шлюмберже, «лишь тот, кто плохо знает горячую любовь жителей старой Византии к монашеской жизни, не будет заранее уверен, что с самых ранних времен в этом благоприятном для размышлений месте должен был возникнуть какой-то монастырь». Бесформенные обломки разрушившихся стен до сих пор указывают место, где он стоял. Туда были изгнаны два константинопольских патриарха – святой Игнатий, бесстрашный противник Фотия, и Феодосий. (В письме императора Михаила Третьего к папе Николаю сказано, что Игнатий удалился «в монастырь, который он основал».) Игнатий основал на островах Плати и Теревинф много монастырей, в том числе один во имя Архангела Михаила. Он основал также монастырь Сатир. Но у исследователей нет единого мнения о том, где находилась эта обитель. Туда же через пятьдесят лет был сослан другой императорский отпрыск – Константин, сын Романа Лекапена, отправленный против своей воли в изгнание и обреченный носить грубую шерстяную рясу калугеров.

Еще один остров, Халки, «и теперь известен своими прекрасными монастырями, а также очаровывает разнообразием своих берегов, поэтичностью заливов и длиной теней от деревьев». Похоже, что он не был, как остальные, местом изгнания для государей и их родственников. Предполагали, что императрица Феодосия и один из ее сыновей были изгнаны туда, но немного раньше мы назвали место их изгнания. Ошибка основана на одном тексте, который не вполне точен, поскольку по традиции, которой следовал и Бароний, слово «вам» в нем заменяют на «нам». Если восстановить прежнее чтение, все сомнения исчезают, к тому же контекст указывает, что верно именно оно. С самых первых дней Византийской империи на нем находился монастырь, посвященный Богородице. Нет никаких сомнений, что именно в этот монастырь был на два года сослан при императоре Никифоре Феодор Студит. Там он написал много эпиграмм о своей тюрьме на Халки, которая, на его взгляд, была очень приятным жилищем. Из этого же монастыря он посылал своим братьям поучения-катехизисы, например тот, где сказано о мгновенной смерти епископа-настоятеля монахов с Халки. «Братья и отцы, – писал он своим монахам, – этот день – один из тех, когда мы чтим воскресение Спасителя, но тем не менее мне надо поговорить с вами о смерти, потому что за последнее время многие наши отцы и братья один за другим ушли из жизни. Это предупреждение о том, что мы скоро тоже уйдем отсюда, но не в земные области, подвластные тлену, а в вечные нематериальные жилища, из которых не может вернуться тот, кто однажды в них вошел. Когда узнаешь о смерти – это, конечно, ужасная новость; насколько же ужасней, когда она происходит у тебя перед глазами! Мы поняли это шесть дней назад на примере епископа-настоятеля Халки. Мы обнаружили его испускающим последний вздох, а за мгновение до этого он был с нами, он расстался с нами лишь для того, чтобы сойти в могилу. Мы были глубоко взволнованы этим. О, как ужасно это слышать, как страшно видеть! Когда он еще дышал, он произнес: „Меня предупредили слишком поздно“; говоря это, он шевелил головой и руками, но не открыл нам мысли своего сердца. Однако я понял, откуда был у него этот страх. Я говорю это не для того, чтобы, не дай мне этого Бог, оскорбить его память, а чтобы вызвать страх у себя самого и предупредить себя, что я должен смотреть за вами и за собой, чтобы смерть не застала нас