Идрис Шах - Суфии

Эта суфийская теория известна на Западе как научный метод индуктивного умозаключения. Позднейшая западная наука во многом основана на нем. Однако современная наука вместо того, чтобы приять идею, что опыт необходим во всех областях человеческого мышления, приняла эту концепцию только в значении «эксперимента», при проведении которого экспериментатор остается максимально удаленным от своего опыта.

Суфии считают, что когда Бэкон писал эти строки в 1268 году, он положил начало современной науке, но вместе с тем передал ей только часть той мудрости, на которой она могла быть основана.

С тех пор «научное» мышление долго и героически работало, основываясь на этой частичной традиции. Несмотря на свои суфийские корни, метод деградировал, что помешало исследователям приблизиться к знанию посредством самого знания, т. е. с помощью «опыта», а не просто «эксперимента».

Большинство легенд, по крайней мере частично, отражают истину, и эти легенды часто помогают людям усвоить такие идеи, которые им помешали бы воспринять обычные схемы их мышления. По этой причине суфийские учителя довольно широко используют легенды, чтобы нарисовать картину жизни, более соответствующую их восприятию, чем это можно передать чисто интеллектуальными методами.

Здесь приводится суфийская легенда о ситуации человечества, обобщенная и приспособленная, как это и должно быть всегда, ко времени, в котором она представлена. Обычные «развлекательные» произведения такого рода суфийские авторы считают дегенерировавшей или низшей формой искусства.

В далекой стране существовало некогда идеальное общество. Члены этого общества не знали тех страхов, с которыми сегодня сталкиваемся мы. Этим людям были незнакомы чувства неопределенности и неустойчивости, поскольку они отличались целеустремленностью и к тому же располагали более разнообразными средствами самовыражения. Хотя им были незнакомы стрессы и напряжения, которые считаются сейчас существенными для прогресса человечества, жизнь их была богаче, потому что другие, лучшие элементы заменяли эти стимулы. Поэтому их образ жизни был несколько иным. Мы можем даже сказать, что наши современные восприятия представляют собой только грубую, кустарную версию тех реальных восприятий, которыми обладало это сообщество.

Они жили реальной жизнью, а не полужизнью.

Назовем их людьми Эль-Ар.

У них был вождь, которому стало известно, что в их стране невозможно будет жить в течение, скажем, двадцати тысяч лет. Он разработал план спасения, понимая, что потомки этих людей смогут успешно вернуться домой только после многих испытаний.

Он нашел место, которое должно было стать для них временным убежищем, – это был остров, весьма отдаленно напоминавший их родину. Из-за различий в климате и в местоположении иммигрантам пришлось претерпеть некоторые изменения. Они стали физически и умственно более приспособленными к новым обстоятельствам: например, тонкие восприятия стали грубыми, подобно тому, как в соответствии с потребностями ремесла грубеет рука человека, занимающегося физическим трудом.

Для того чтобы смягчить боль, которую принесло бы сравнение между старыми и новыми условиями, их почти полностью заставили забыть о своем прошлом. О нем остались лишь самые смутные воспоминания, но этого было достаточно, чтобы в нужный момент пробудиться.

Система адаптации к новым условиям была очень сложной, но хорошо продуманной. Органы, с помощью которых люди выживали на острове, были превращены также в органы физического и умственного наслаждения. А те органы, которые выполняли действительно конструктивную функцию на их старой родине, были помещены в состояние временного бездействия и привязаны к их померкшей памяти, находясь как бы в ожидании своей конечной активизации.

Медленно и болезненно обосновывались иммигранты, приучая себя к местным условиям. Возможности острова были таковы, что в соединении с личными усилиями и определенной формой руководства, люди могли перебраться на другой остров, расположенный уже ближе к их родине. То был первый из последовательности островов, на которых происходила постепенная акклиматизация.

Ответственность за эту «эволюцию» была возложена на тех, кто мог ее поддерживать. Естественно, что таких людей было очень мало, потому что для остальной массы практически невозможно было удерживать в своем сознании оба вида знания, тем более что, как казалось, они противоречили друг другу. Определенные специалисты взяли на себя охрану «особой науки».