Идрис Шах - Суфии

Суфийская школа, как и всякое другое естественное явление, появляется для того, чтобы расцвести и исчезнуть, не оставляя следов в виде механических ритуалов или антропологически интересных пережитков. Функция питательного вещества в том, чтобы подвергнуться трансмутации, а не в том, чтобы оставлять неизменные следы.

Касаясь этой тенденции, великий суфийский учитель Джами говорит, что, если позволить бороде разрастись слишком пышно, она будет соперничать с волосами головы в претензиях на внимание или видное положение.

Нетрудно понять, что претендуя на «органичность» и «человеческий образец», суфизм, по определению, выпадает из сферы общепринятого изучения.

Есть, однако, некоторая ценность в том, чтобы обратить внимание на суфийские влияния в культуре. Прежде всего, мы можем увидеть попытки преодолеть разрыв между обычным мышлением и суфийским опытом, содержащиеся в поэзии, литературе и других источниках, предназначенных для того, чтобы привести обычное, слабое или находящееся в эмбриональном состоянии человеческое сознание к большему восприятию и реализации. Далее, суфии утверждают, что даже в такой культурной среде, где авторитарное и механическое мышление задушило разностороннее понимание, человеческой индивидуальности приходится как-то утверждать себя, пусть даже через примитивное ощущение того, что жизнь должна иметь больший смысл, чем тот, который официально пропагандируется.

В этой книге для иллюстративных целей основное внимание было уделено распространению суфийской мысли в течение определенного периода (с VII в. н. э.). Если в изложение включены совершенно новые материалы, то сделано это отнюдь не со схоластическими целями. Схоластицизм заинтересован в накоплении информации, с тем чтобы сделать из нее те или иные выводы. Суфизм же занимается развитием линии связи с высшим знанием, а не с комбинацией отдельных фактов, какими бы интересными с исторической точки зрения они ни были, теоретические спекуляции также не входят в сферу его интересов.

Следует помнить, что суфизм является восточным мышлением только в том смысле, что он сохраняет веру (например, в человеческий образец), временно утраченную на Западе. Его можно охарактеризовать как оккультное и мистическое учение лишь в той степени, в какой методы его отличаются от тех, которые авторитарные и догматические организации объявляли истинными. Суфии считают, что позиции подобных структур представляют собой лишь фрагмент, период в истории человечества. Претендуя на «реальный» источник знания, суфизм не может принять претензий временной фазы, которая считается сегодня «логичной» только потому, что рассматривается внутри себя самой.

Многие материалы, представленные здесь, следует считать неполными, ибо невозможно увеличить объем формальной литературы о суфизме, не уравновесив его при этом суфийской практикой. И все же, многие из этих материалов неизвестны за пределами традиционных суфийских кругов. Они не предназначены для воздействия на традиционный схоластицизм, с ним у суфизма существует лишь самая поверхностная связь, углубление которой может привести только к различным искажениям.

Суфизм познается посредством самого себя.

Было бы интересно отметить разницу между наукой, как мы ее понимаем сегодня, и тем, что считал наукой один из ее пионеров Роджер Бэкон. Его считают чудом средневековья и одним из величайших мыслителей человечества, поскольку он был первооткрывателем метода познания, приобретаемого через опыт. Суфии из школы иллюминистов научили этого францисканского монаха тому, что есть разница между накоплением информации и познанием посредством эксперимента. В своей работе Opus Maius, где он цитирует суфийские авторитеты, Бэкон пишет: «Есть два способа познания: с помощью аргументов и с помощью опыта. Аргументы приводят к умозаключениям и заставляют нас допустить их правильность, но они не приводят к определенности и не уничтожают сомнений так, чтобы ум мог обрести спокойствие в истине, которая подтверждается только опытом».