Флит Моул - Дхарма в аду

«Мы в курсе кто ты и откуда. Говорят, там у себя ты был пупом земли и типа следил за делами. Но ты, видимо, не догоняешь, что всё это в прошлом. А сейчас ты на нашей территории, и единственное, за чем тебе надо научиться здесь следить, так это за своим базаром, иначе всё это для тебя херово кончится. Так что лучше завали своё долбанное хлебало!».

Это был не совсем тот ответ, на который я рассчитывал, но я понимал, что они абсолютно правы. С одной стороны, по моим ощущениям, я попросил так вежливо, как только мог, а их утверждение о том, что на воле я был каким-то крутым «решалой», казалось явным преувеличением, но чем больше я обдумывал ситуацию, тем яснее становилось, что они правы. И я сдался. Я редко тушевался, когда надо было действовать, но даже та часть меня, которая ни в какую не хотела принять их правоту, не была готова бросить вызов целой толпе заключённых.

К тому же меня, в то время мучили ночные кошмары. Из всех рассказов моих сокамерников, которые уже раньше отбывали срок, и всех фильмов про заключённых, что я видел сам, мой ум, казалось, впитал всё самое мрачное. Мне снились резня, изнасилования, бандитские разборки, стрельба и даже ситуации, когда ради выживания нужно было кого-нибудь убивать.

С этого момента – когда я выяснил, что моя воля ничто против реальности – и началось моё тюремное образование. Это были первые неуверенные шаги к тому, чтобы отказаться от идеи, что я знаю, как всё устроено. Мне было необходимо научиться жить в мире, где я лишён особого положения белого человека, принадлежащего к определённому классу общества, которое играет такое большое значение на воле. Без сомнения, моим наихудшим кошмаром была мысль о том, что я стану жертвой – подвергнусь насилию, в результате которого потеряю достоинство, а может быть и жизнь. В глубине души я знал, что определённым ситуациям я не позволю случиться ни за что на свете – схвачусь не на жизнь а на смерть – но я не был уверен, где именно провести черту, в какой именно момент становится некуда отступать. В то время я ещё не осознавал, что меня ждёт путь, на котором моё понимание будет углубляться постепенно – шаг за шагом, – и по которому мне придётся идти в течение всего срока заключения.

Я рассказал эту историю о столкновении с сокамерниками одному из своих учителей – Осэлу Тензину (ученику Чогьяма Трунгпы), когда он навещал меня в федеральной тюрьме несколькими годами позже. Я сказал, что в конце концов я уступил и в результате завёл друзей – мои сокамерники приняли меня как своего. Мой рассказ напомнил ему историю, случившуюся с легендарным тибетским йогином Миларепой. В пещеру, где он медитировал, ворвались демоны, и какие бы ухищрения он ни использовал, он никак не мог их оттуда выгнать. Он, конечно, не имел ввиду, что мои сокамерники были демонами, а я выполнял те же практики, что и Миларепа. Дело было в том, что непреодолимое упорство моих сокамерников не оставило мне возможности юлить и притворяться. Миларепа в какой-то момент прекратил сопротивление и подружился с демонами, начав относиться к ним как к гостям. Я тоже научился не сопротивляться – я наладил отношения с сокамерниками и примирился со своей ситуацией, хотя в моём случае, скорее, мне пришлось научиться вести себя как подобает благодарному гостю.

По прошествии семи месяцев в окружной тюрьме я получил тридцать лет без права условно-досрочного освобождения. Меня перевезли в федеральную тюремную больницу штата Миссури. После блока окружной тюрьмы, где жили десять человек, мне предстояло существовать в исправительном учреждении, в котором находились тысяча триста заключённых. Это было некоторое облегчение, но одновременно я чувствовал и страх оказаться в ситуации ещё большего хаоса. В этом учреждении, где проходили курс лечения тысяча пациентов (шестьсот из них страдали от обычных болезней, а четыреста от психических) насчитывалось (включая и меня самого) около трёхсот человек персонала – кухня, административный блок, жилищно-коммунальное хозяйство, техническое обслуживание.

По прошествии недели, когда я уже немного освоился на новом месте, я пришёл к выводу, что попал в мир, где царило просто невыносимое страдание. Я увидел людей, чьи тела разрушали СПИД и рак; частично и полностью парализованных инвалидов в креслах-каталках; слепых, пробирающихся по коридорам больницы на ощупь. Я увидел людей с серьёзными психическими отклонениями, которые вечно что-то бормотали себе под нос. Они отличались от других больных отсутствующим взглядом и шаркающей походкой – так на них действовали психотропные средства, «медикаментозная смирительная рубашка», которые позволяли держать их под контролем, но были почти бесполезны для лечения. Однако мне ещё только предстояло побывать в закрытых отделениях больницы, где содержались больные с психическими отклонениями – в печально известном десятиэтажном здании, о котором писал в своей книге «В пасти зверя» Джек Эббот [9].