Флит Моул - Дхарма в аду

Но на этом сходство заканчивается. Тюрьма совершенно не похожа на монастырь или любое другое место, предназначенное для практики Дхармы, и воспринимать её в таком качестве – это просто фантазия. Шум и хаос – вот основные отличительные черты тюрьмы. За ними следуют ненависть и враждебность, а завершает список скука, верными спутниками которой выступают отчаянный поиск развлечений и стремление хоть как-то убить время. Можно отметить ещё чувство безысходности, которое овладевает заключёнными, особенно в зимние месяца, когда прогулочный двор закрывают довольно рано.

Как-то раз я попытался объяснить, на что похожа жизнь в тюрьме навестившей меня подруге, которая проживала в трёхкомнатной квартире. Я сказал ей: «Представь, что твою гостиную и обе спальни забили под завязку двухъярусными койками, а потом поселил туда пять – шесть десятков самых шумных, самых невыносимых людей, каких только смогли найти, и тебе теперь надо жить с ними вместе».

Шум и отсутствие личного пространства – в тюрьме это самые большие препятствия для формальной практики медитации. С 7 утра до 11 вечера в переполненных камерах слышен непрекращающийся гул. А в те моменты, когда наступает относительная тишина, из громкоговорителей системы оповещения становится слышна тихая мелодичная музыка. По вечерам же камеры становятся похожи на помещения ночного клуба – карты, домино и бесконечные разговоры.

Холлы и коридоры тюрьмы напоминают оживлённые улицы субботним вечером – люди шатаются туда и обратно, без конца кричат и суетятся. Очень не просто найти в этом хаосе место для формальной медитации. Ночью или рано утром, когда выключен свет, вы можете устроиться на койке в своей камере. Но если вы сядете медитировать днём или ранним вечером, вам придётся терпеть шум и косые взгляды других заключённых.

Для дневной медиации мне пришлось расчистить одну из подсобок, где хранились щётки, швабры и бачки для мусора. Я выставлял всё это наружу, чтобы меня не беспокоили, подготавливал сидение, и так практиковал часок-другой. От шума дверь в подсобку, конечно, не спасала, но это было, по крайней мере, отдельное помещение. В двери было небольшое окошко, и люди то и дело в него заглядывали. Некоторые, не заметив, что я выставил всё содержимое чулана наружу, неожиданно вламывались внутрь и замирали от удивления, увидев меня в позе медитации. В летние месяцы моя «мусорная кабинка» для медитации была похожа на сауну. Пот заливал мне лицо, попадал в глаза – я был абсолютно взмокший. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, что у меня хватило на всё это упорства.

Я практиковал в этом чулане несколько лет – до тех пор, пока меня не перевели в одиночную палату. Иногда, в выходные дни, я умудрялся проводить в своём чулане сессии медитации длительностью четыре-пять часов. Ирония была в том, что эта практика «уединения» в чулане на самом деле выставляла меня на всеобщее обозрение. Большинство заключённых считали меня «немного того», но постепенно все привыкли к моим уединениям в чулане. Я предлагал и другим воспользоваться открытой мной возможностью, но, насколько я помню, моему примеру последовал лишь один человек. Большинство людей обычно стесняются практиковать у всех на глазах. Позднее, когда я уже жил в одиночке, уходя на работу, я предлагал её для практики любому заключённому из нашего блока, кто в этом нуждался.

Тюремная часовня могла бы быть отличным местом для медитации, но она была расписана буквально по минутам, ведь в тюрьме было много верующих – христиане, мусульмане, иудеи, американские индейцы и последователи многих других конфессий. Персонал тюрьмы был в основном ориентирован на фундаментальные христианские ценности, и это, конечно же, отражалось на работе часовни. Довольно часто из разговора с тюремным капелланом можно было выяснить, что он считает буддизм чужеродным и опасным культом.

К счастью, не все доходили до такой крайности в своих суждениях. Я проявил вежливую настойчивость, и, заручившись поддержкой двух других буддистов – молодого непальца и инженера из Тайваня, – сумел организовать в часовне группу буддийской медитации. Несколько лет мы собирались каждую субботу около четырёх. Мы расставляли стулья по кругу и рассаживались. Со временем мы довели продолжительность наших сессий до двух часов, сконструировали переносной алтарь и даже раздобыли несколько подушек для медитации.

В какой-то момент в график работы часовни добавили ещё один день, и мы умудрились выкроить себе дополнительный час для медитации в среду вечером. Теперь по субботам мы занимались теорией – смотрели тематические фильмы и обсуждали их, или просто беседовали о Дхарме, – а в среду вечером проводили сессию сидячей медитации. Первую субботу каждого месяца мы посвящали трёх-четырёх часовой сессии сидячей или ходячей медитации.