В общем, я повторяю, древность оккультизма и учения его, ревниво хранимые в тайне, не восходят далее Средних веков. Основные его идеи почерпнуты в учениях языческих религий, у неоплатоников, в каббале и некоторых индусских источниках. Попав в Европу при посредстве арабов и персов, они нашли для себя весьма неблагоприятную почву в те времена, когда церковь, не отделимая от государства, считала враждебным государству всякое учение, отличное от христианства. В самом деле, так называемая оккультная философия представляла собой, с одной стороны, остатки древнего язычества, упорно не желающего умереть, а с другой – мистическую зарю того, что теперь мы называем свободомыслием. Она заключала в зародыше не только революционные идеи, достигшие расцвета в XVIII веке, но и начало философской религии, обратившейся впоследствии во франк-масонсгво. Слишком легко было в те времена оказаться виновными в ереси, что влекло за собой смертную казнь. Поэтому Рабле, оккультист в своем роде, скрывал под неприличными выражениями независимость и оригинальность своих мыслей. Кунрат, Парацельс, Корнелий Агриппа облекли свой стиль в таинственные иносказания и темные символы и, несмотря на эту хитрость, с трудом избегли преследований.
Есть еще одна причина, чтобы держать в тайне оккультизм и в особенности магию.
Тот, кто верит в силы, ускользающие от познания обыкновенных ученых и толпы, и верит в них совершенно открыто, неизбежно рискует прослыть если не помешанным, то по меньшей мере оригиналом. Люди среднего ума, во всех странах и во все времена составляющие общественное мнение, неизбежно подвергнут такого человека остракизму. Но история всего этого умственного движения показывает, что оккультистами всегда были светские люди, монахи, врачи, философы, даже политики, одним словом – люди, которые должны были считаться с общественным мнением, не относиться легкомысленно к здравому смыслу окружающих. Окутывая тайной свои так называемые «знания», они, просто говоря, были только осторожны.
С другой стороны, нельзя не признать, что молчание может быть весьма действенной силой. В таком случае нет ничего необычайного в том, что оккультисты, даже с самыми хорошими намерениями, наложили на себя обет молчания, поняв все значение народной пословицы, по которой: «молчание – золото». Немного стоят те факты, о которых все знают, и болтливые люди редко достигают каких-нибудь результатов. По словам Элифаса Леви, символ сфинкса заключал в себе четыре прекрасных совета для посвященного: «знать, хотеть, сметь, молчать». И четвертый совет, тонко прибавлял он, труднее всего исполнить. И это верно: серьезные, практические люди всегда стремятся выработать в себе это качество. Оно составляет только часть искусства властвовать, и на него способны только сильные характеры. Думаю, что не прошло еще время обществ оккультных в том смысле, что они тайно преследуют политические цели; но оккультизм как мистическое учение здесь совершенно ни при чем.
Идея тайны и молчания в применении к философии или религии всецело принадлежит прошлому. Она противоречит как словам Христа «не скрывайте светильника… что знаете, не держите про себя…», так и приемам современной науки, работающей при полном дневном свете.
Меня невольно тянет к выводу, что при современном положении вещей весь этот хитрый покров таинственности не что иное, как мистификация. Костры инквизиции не зажигаются в наш век, зато легковерие не перевелось. Бесчисленное множество женщин, слабых или чересчур богатых воображением голов, рассеянное и лихорадочное существование которых религия и здравый смысл не в состоянии регулировать, – вот кто стремится пасть к ногам первого шарлатана, если только у того найдется хоть немного смелости, опытности, чтобы руководить ими, и в особенности если он сумеет, не выходя сам на свет Божий, произвести на них впечатление. Для этого достаточно придать искусно значение какому-нибудь учению или ритуалу, которые, будучи изложены ясно и определенно, поистине оказались бы слишком бедными и содержанием, и увлекательностью. Само слово «оккультизм» выбрано очень удачно в этом смысле. И вот люди как бабочки налетают, обжигая крылья, на эту свечу, неверный свет которой кажется ярче от искусственно сгущенной вокруг него тьмы. «Vulgus vult decipi» [6] «Vulgus vult decipi, ergo decipiatur» – Толпа желает быть обманутой, пусть же обманывается (лат.).
– говорит поговорка. И шарлатаны отлично это знают…
Читать дальше