Ален де Боттон - Религия для атеистов

Первая из таких идей – это то, что полезно приглашать людей в какое-то отдаленное место сбора, которое должно быть достаточно привлекательным, чтобы пробудить энтузиазм, достаточный для формирования группы. Место это должно побудить гостей забыть привычный пугливый эгоизм ради радостного слияния в коллективном духе: маловероятный сценарий для большинства современных общественных центров, один внешний вид которых парадоксальным образом укрепляет нежелание присоединяться к чему-то общему.

Искусственное построение может, тем не менее, открыть дверь искренним чувствам. Правила, как проводить мессу, инструкции на латыни и английском из католического служебника (1962).

Второе – месса преподает урок о важности разработки правил, направляющих людей при их общении друг с другом. Литургическая сложность служебника – книги, в которой приведены подробнейшие инструкции для проведения мессы, расписано, когда прихожане должны смотреть вверх, вставать, опускаться на колени, молиться, пить и есть, – указывает на этот специфический нюанс человеческой натуры: нам приятно, когда мы знаем, как вести себя среди других. Если мы хотим, чтобы между людьми возникли крепкие взаимоотношения, четко прописанный порядок групповых действий принесет гораздо больше пользы, чем предоставленная группе возможность бесцельно тусоваться.

Последний урок, который можно извлечь из мессы, тесно связан с ее историей. Прежде чем стать службой, до того, как прихожане сидели лицом к алтарю, за которым священник держал облатку и чашу вина, месса была трапезой. Известная нам евхаристия начиналась с того, что общины первых христиан отставляли работу и домашние дела и собирались за столом (на который обычно ставили вино, зажаренного ягненка и пресные хлебы) в память о Тайной вечере. Они говорили, молились и клялись в верности Христу и друг другу. Как и евреи с их трапезой в Шаббат, христиане понимали, что воспринимать чужие горести мы более всего расположены, когда утолим голод. В честь самой важной христианской добродетели эти посиделки называли пирами любви, и они регулярно проводились христианскими общинами в период между распятием Христа и Лаодикийским собором в 364 г. Лишь жалобы на изобилие некоторых из этих трапез со временем привели к тому, что церковь того времени приняла прискорбное решение о запрете пиров любви, предложив верующим есть дома со своими семьями и только потом собираться на духовный пир, который сегодня известен нам как евхаристия.

Здесь уместно поговорить и о самих трапезах, потому что нынешний недостаток чувства общности отражается и на том, как мы едим. Современному миру, естественно, с лихвой хватает мест, где можно хорошо пообедать в компании – большие города обычно гордятся бесчисленным количеством и качеством своих ресторанов, – но дело в том, что среди этого множества практически невозможно найти мест, помогающих превратить незнакомцев в друзей.

И хотя рестораны произносят много пустых слов об обеспечении всех условий для общения, на самом деле они предоставляют нам лишь его жалкую видимость. Число людей, по вечерам посещающих рестораны, показывает, что туда бегут от одиночества и отчужденности, но на самом деле они не располагают механизмами, позволяющими посетителям знакомиться друг с другом, рассеивать взаимные подозрения и разрушать клановые барьеры, сбиваясь в которые люди отгораживаются от всех остальных; механизмами, помогающими открывать душу и делиться с кем-то своими проблемами. Во главу угла поставлены еда и интерьер, но никак не возможности завязать и углубить теплые отношения. Если в ресторане главной приманкой является еда – нежность эскалопа или мягкость кабачка, – можно не сомневаться, что-то здесь не так.

Прежде чем стать службой, месса была трапезой.

Посетители уходят из ресторанов такими же, как и пришли, пребывание в них только укрепляет существующие кастовые границы. Как и многие институты современного мегаполиса, рестораны научились собирать людей в одном месте, но не проявляют никакого стремления способствовать их контактам друг с другом, раз уж они рядом.