«…Когда энергия начнет двигаться, это будет ощущаться так, как будто вы занимаетесь любовью. В действительности, так оно и есть. Вы занимаетесь любовью с самим Существованием. Поэтому начните двигаться, раскачиваться точно так же, как вы бы двигались, занимаясь любовью, пребывая в глубокой близости с кем-то…»
Была ли это Тантра? В тот момент я пока не могла этого понять. Где-то глубоко внутри я все еще чувствовала, что мое религиозное воспитание протестует против этого, протестует против самой идеи, что сексуальность и духовность могут быть единым целым и являются по сути двумя полюсами одной и той же энергии.
«…Забудьте себя и тотально двигайтесь в это. Будут случаться такие же движения, такие же содрогания, приходить такие же звуки радости. Не подавляйте их, позвольте им приходить, случаться; приглашайте их. Будут приходить бессмысленные звуки и слова, иногда даже из ваших прошлых жизней».
Человек, которого я слушала, вызвал бурную полемику по всему миру и был известен в моей родной Италии как сантоне индиано – индийский святой. В моих глазах, однако, он выглядел хрупким и невинным, как ребенок. Слушая его, я улыбалась при мысли о том, что, если бы монашки из моей католической школы увидели меня в его присутствии, они бы просто умерли от шока. А может быть, и нет, поскольку я всегда была непокорным подростком и постоянно сбегала с уроков, чтобы погулять с мальчишками за школьными воротами.
Я родилась в респектабельной, обеспеченной семье в Неаполе – городе, который пронизывал дух католицизма, и где все друг друга знали и с большим интересом совали нос в чужие дела. Поэтому, с точки зрения моих родителей и наших соседей, было крайне неприлично, что я, тринадцатилетняя девочка, гуляю с мальчишками. И, тем не менее, под самыми разными предлогами мне каким-то образом удавалось ускользнуть из дома, пока старшая сестра не начала шпионить за мной по просьбе отца. Затем на какое-то время родительский дом превратился для меня в тюрьму, и жизнь стала почти невыносимой.
В четырнадцать лет я убежала из дома. Мне было необходимо заявить отцу и матери, что я хочу быть свободной, что у меня на самом деле есть голова на плечах и я умею думать за себя. Для этого я вовлекла нескольких своих школьных друзей в огромный заговор. Тайники, парики, трюки с перевоплощением и драматическое прощальное письмо отцу – все это было бы очень весело, если бы я не испытывала такого глубокого страха.
Через несколько часов после моего исчезновения старший брат и кузены уже прочесывали улицы Неаполя и стучались в двери моих друзей, вселяя такой ужас в моих сообщников по заговору, что в итоге мне пришлось их оставить и бежать одной. Я провела ночь в полном одиночестве на папиной яхте в Мерджеллине, гавани для мелких судов в Неаполитанском заливе.
Как же мне было жутко, когда я слышала крики пьяных матросов на причале, – никогда мое сердце не колотилось так сильно, а звуки не казались такими громкими. «Удастся мне когда-нибудь жить собственной жизнью?» – спрашивала я себя. Я очень любила своего отца, но его тяжелые авторитарные взгляды на образование в конце концов заставили меня взбунтоваться. На следующий день через двоюродных братьев я провела переговоры с родителями и выторговала свою капитуляцию. По возвращении домой я с радостью обнаружила перемены в поведении отца – ультиматум «сработал».
Мальчика, который вдохновил меня на побег, звали Пино, и он был первым человеком, кто когда-либо говорил со мной о свободе, о чем-то большем, чем повседневная жизнь. Я, конечно, была безумно влюблена в него и его идеи. Мы болтали часами напролет, и, хотя он много говорил о сексе, нам обоим было слишком страшно пробовать что-то в этой области. В пятнадцать лет я бросила школу. Тратить время на то, чтобы изучать предметы, которые мне никогда в жизни не пригодятся: историю, химию, геометрию, – казалось просто абсурдом. Вместо этого я подрабатывала по утрам, а по вечерам изучала вещи, которые считала по-настоящему полезными и интересными, в основном языки – английский и французский. Уже тогда я знала, что мне в жизни придется много путешествовать. Я просто чуяла это нутром. Родители, опасаясь, что я снова убегу из дома, сказали «да» моему нетрадиционному образу жизни.
В последующие несколько лет я пережила сладкие муки подростковой влюбленности. С одной стороны, я была безудержной и безрассудной и испытывала огромный интерес к сексу, причем интерес этот был очень практическим, а потому я была готова встретить кого-то, с кем я могла бы исследовать и экспериментировать. С другой стороны, когда я открывалась парню, я мгновенно в него влюблялась и целиком оказывалась во власти романтических грез и мыслей, что мы проведем остаток наших жизней в супружеском блаженстве. Все это неизбежно заканчивалось лишь тем, что принц-избранник разбивал мне сердце и убегал, напуганный моей романтической преданностью.
Читать дальше