Клайв Льюис: Пока мы лиц не обрели

- Да что вы на меня все уставились, подлые рожи! У меня от вас на душе тошно!Прочь отсюда! Вон! Чтобы ни одного не видел.

Мы выбежали из залы, толкаясь и падая в дверях.

Я и Лис выскользнули через маленькую калитку, выходившую на огород, и оказались снаружи. Уже светало, накрапывал мелкий дождик.

- Дедушка, - сказала я, всхлипывая, - бежим! Прямо сейчас, пока они не при шли за тобой!

Старик покачал головой.

- Я слишком стар, - сказал он. - Далеко мне не убежать. А что делает наш Царь с беглыми рабами - не мне тебе объяснять.

- Но они отправят тебя на рудники! Бежим, я убегу вместе с тобой. Если нас поймают, я скажу, что я тебя подговорила. Стоит нам оказаться там, и они нас уже не догонят!

С этими словами я показала на кряжистую вершину Седой горы, темневшую в тусклом свете дождливой зари.

- Не говори ерунды, доченька, - ответил учитель и погладил меня по головке, как маленькую. - Они подумают, что я украл тебя, чтобы продать в рабство. Нет, если уж бежать, так в такую страну, где им меня не поймать. Ты должна мне помочь.Послушай, у реки растет трава с красными пятнышками на стебле. Мне нужен ее корень.

- Это яд?

- Разумеется. Ах, дитя, да не плачь ты так! Разве я не говорил тебе, что человеквправе расстаться с жизнью при определенных обстоятельствах? Разве я не объяснял тебе, что это не противоречит природе вещей? Мы должны смотреть на нашу жизнь как на…

- Говорят, что те, кто поступает так, там, в стране мертвых, осуждены вечно барахтаться в вонючей грязи.

- Ну что ты! Это все варварские предрассудки. Разве я не объяснял тебе, что после смерти мы распадаемся на составные элементы? Неужели я рожден на свет только для того, чтобы…

- Я знаю, я знаю все это, дедушка! Но разве ты не веришь хоть чуточку во все, что говорят о богах и нижнем мире? Я знаю, что веришь - иначе отчего ты дрожишь?

- Увы, это дрожит моя слабая плоть и предает мою богоравную душу! Какая жалкая слабость перед достойным концом! Но хватит об этом - мы только теряем попусту время.

- Послушай! - вдруг воскликнула я. - Что это такое?

Мне было так страшно, что я вздрагивала от любого шороха.

- Это скачут кони, - сказал Лис, напряженно всматриваясь во влажную мглу.- Вот всадники подъехали к главным воротам. Судя по одежде, это послы из Фарсы. Вряд ли их визит улучшит Царю настроение. Вот что, доченька… о Зевс! Поздно,уже слишком поздно!

Последние слова учитель промолвил, услышав, как во внутренних покоях кличут:

- Лиса, Лиса к Царю, срочно!

- Им даже нет нужды волочь меня волоком - я сам приду, - сказал Лис и поцеловал меня, как это принято у греков, в глаза и лоб.

- Прощай, доченька! - сказал он мне, но я все равно пошла за ним. Я не знала, что мне делать при встрече с отцом - умолять его на коленях, проклясть или убить.Когда мы вошли в Столбовую залу, мы увидели там много незнакомых людей. Заметив Лиса в проеме двери, Царь закричал:

- Эй, Лис, иди сюда! У меня для тебя полно работы!Затем он заметил меня и прибавил:

- А ты, образина, проваливай на женскую половину, а то от одного твоего вида вино прокисает прямо в кружках!

Я не помню, чтобы мне когда-нибудь еще в жизни (если не говорить о делах божественных) доводилось прожить целый день в таком страхе, как тогда. Я не знала, как относиться к последним словам Царя: с одной стороны, они звучали так, словно гнев его поумерился, с другой - он мог разгореться в любое мгновение с новой силой. Кроме того, я знала, что иногда отец бывает жесток, даже когда не испытывает гнева: порой ему доставляло удовольствие поизмываться над жертвой, просто исполняя произнесенную им в порыве гнева угрозу. Ему случалось и прежде отправлять на рудники старых домашних слуг. Но мне не удалось надолго остаться наедине с моими страхами, потому что пришла Батта и стала обривать голову мне и Редивали, как она это делала в день смерти моей матери. Батта рассказала нам, цокая языком от упоения, как Царица умерла родами (о чем я знала уже с утра) и как она родила живого ребенка, девочку. Бритва прикоснулась к моей голове, и я подумала, что, если Лиса пошлют на рудники, это будет траур и по нему. Мои волосы падали на пол, тусклые, прямые и короткие, и ложились рядом с золотыми кудрями Редивали.

Вечером пришел Лис и сказал мне, что о рудниках и речи нет - по крайней мере пока. То, что мне прежде было в тягость, вдруг оказалось спасением: все чаще и чаще Царь заставлял Лиса прерывать занятия с нами и отправляться в Столбовую залу, потому что отец мой внезапно уразумел, что грек умеет считать, читать и писать (сперва только по-гречески, но вскоре он выучился писать и на языке нашего народа), а также, что лучшего советчика не найти во всем Гломе. В тот самый памятный день Лис помог моему отцу заключить с послами Фарсы такой договор, о котором Царь не смел и мечтать. Лис был истинным греком: там, где мой отец мог сказать только "да" или "нет", Лис говорил "да", которое ни к чему не обязывало, и "нет", которое было слаще, чем мед. Он умел заставить слабого поверить в наше расположение, а сильного - в наше несуществующее превосходство. Лис был слишком полезным рабом, чтобы посылать его на смерть в рудники.