Бхагаван Раджниш (Ошо): Просветление – путешествие без начала и конца. Последний цикл бесед Ошо

Такие люди существовали в мире во все времена. Они испробовали все, что предлагали им религии, но никакие их усилия не могут устранить тень. Если бамбук отбрасывает тень, то невозможно убрать тень бамбука, пока вы не уберете сам бамбук. Тени невозможно устранить напрямую; они – побочный продукт. Если бамбук остается, тень тоже останется. Она просто может стать очень трудноуловимой.

Я слышал историю о лисе, которая вылезла из своей норы…

Рано утром, когда у нее за спиной взошло солнце, ее тень оказалась очень длинной. Лиса сказала: «О, Боже! Я такая большая? Мне нужен почти целый верблюд на завтрак!» И она начала искать себе на завтрак верблюда.

Но лисе не удалось найти верблюда. Уже наступил полдень, и теперь солнце сияло прямо у нее над головой. Лиса была очень голодна. Она снова взглянула на свою тень и увидела, что ее больше нет.

Однако тень не исчезла, она просто переместилась под лису. Пока есть лиса, остается и тень, – но теперь она совершенно невидима для лисы. Всем остальным тень видна, но сама лиса ее не видит; тень просто переместилась под нее.

Именно это происходит с так называемыми религиозными людьми. Они загоняют свою тень, свое эго, свой гнев, жадность, амбиции в подсознание. Но в подсознании все эти качества продолжают существовать, и они становятся гораздо опаснее, потому что вы их не осознаете. Вы думаете, что они исчезли.

Пока мой саньясин не начал спорить с У. Г. Кришнамурти, тот был просто знаменитым святым – таким безмолвным, таким спокойным. Когда же начался спор, он испугался, что его уличат – он не мог ответить на вопросы, – и неожиданно возник гнев. Возможно, он не осознавал этот гнев, но мой саньясин помог ему! И ему хотелось избавиться от этого саньясина.

Сам У. Г. Кришнамурти не является подлинным и искренним человеком, но вы можете оказаться обманутыми, потому что он повторяет красивые фразы. У него прекрасная память и высокий интеллект, но все это – тень.

Даже подлинный человек, Дж. Кришнамурти, очень злился, едва завидев моих саньясинов. Я просил своих саньясинов по всему миру, чтобы везде, где бы ни выступал Кришнамурти, они садились в первом ряду. В то время саньясины носили оранжевые одежды, и у них были м алы[3] М а ла – ожерелье, которое носят саньясины Ошо. Состоит из ста восьми бусинок и медальона с портретом Ошо. с моей фотографией в медальоне, поэтому они были легко узнаваемы.

Как только Дж. Кришнамурти видел моих саньясинов подле себя, он забывал, о чем собирался говорить. Он начинал осуждать меня и саньясу. Человек, который всю жизнь говорил об осознанности, совершенно забывал, о чем намеревался сказать. И такое происходило не однажды… потому что мои саньясины были везде. Где бы он ни выступал: в Лондоне, в Сан-Франциско, в Бомбее, в Нью-Дели, в Мадрасе, – где бы он ни выступал, мои саньясины были там, в самых первых рядах.

Он испытывал ко мне такое отвращение, что, едва завидев саньясинов, полностью терял контроль. Иногда он даже начинал бить себя по голове, восклицая: «Зачем вы сюда пришли? Я против саньясы». А я сказал моим людям: «Смейтесь от души! Пусть он как следует разозлится! Это заставит проявиться подлинного человека, который в нем спрятан». Он даже не мог понять, почему всегда так происходит, что он отвлекается. Он начинал осуждать меня, осуждать саньясу и почти превратился в невротика.

Когда он видел моих смеющихся саньясинов, это было все равно что подливать масло в огонь, и он злился все сильнее и сильнее. Он не мог понять, почему эти люди не обижаются, а, напротив, смеются. Все время его беседы уходило на саньясинов.

Беседовать о прекрасных вещах, постигать их интеллектуально очень просто. Кришнамурти был принужден к этому теологами особого направления, членами Теософского общества. В начале прошлого столетия это была всемирная организация, которая готовила Дж. Кришнамурти к роли мирового учителя.

Никто не может подготовить кого-либо к роли мирового учителя; все, что подготавливается, окажется фальшивым. Во имя дисциплины теософы едва ли не истязали Кришнамурти. Он попал к ним в руки в возрасте девяти лет, и с этого момента ему не позволялось выходить в мир, не позволялось бывать в обществе. В него все время вбивали священные писания. Он должен был вставать в три часа утра, совершать холодное омовение и готовиться к встрече с теософами, лидерами движения, которые декламировали ему санскритские писания, тибетские писания, писания Дзен. А он почти спал – девятилетний ребенок… И это продолжалось, пока ему не исполнилось двадцать пять лет.