Владимир Лермонтов - Праздник навсегда. Красивая повесть о бессмертии

Тело помнит все, оно хранит полный набор информации о предыдущих поколениях, цивилизациях и потому просит снега, мороза, метелей.

Мы с Ассоль выскочили наружу и начали радоваться как дети. Я обтирался снегом, а Ассоль прыгала и зарывалась в белый снежный пух. В сердце пробудилась детская, неуемная радость – радость от того, что ты просто живешь, дышишь и можешь наслаждаться такими простыми вещами, какие Господь устроил на этой Земле. Я с завистью смотрел на собаку, которая могла полностью отдаться этому веселью, – я же с раскрасневшейся кожей вернулся в домик, щеки мои пылали. Я быстро оделся, и мы поднялись к нашей часовне. Ассоль я привязал к спинке скамеечки, которая стоит в пяти метрах от входа в часовню. Она немедленно растянулась на снегу и принялась терпеливо ждать меня, потому как знала, что ее хозяин будет в этом странном деревянном домике, откуда доносятся чудные, неизвестные запахи, не менее получаса.

«Что там можно делать, – вероятно, думала она, – когда здесь на поляне столько радости, красок и веселья?! Любят эти люди что-то вечно придумывать себе, не могут, как мы, собаки, просто бегать, кувыркаться и отдаваться свободе, воздуху, солнцу, ветру. Вечно им чего-то не хватает, хотя у них все есть для счастья, а им все мало, ищут что-то необычное, а оно у них прямо под ногами. Э-эх, люди, люди! Не знаете, что вы счастливы, что купаетесь в счастье, оно с вами, вы окутаны им и буквально полощетесь в нем». Возможно, так думала Ассоль, глядя на мое исчезновение в странном домике, и была не далека от истины, ибо мы забыли первозданную радость от самого бытия, без какой-либо особой причины на то, слишком заболели разумом своим, который увел нас во мрак душевных исканий. А ведь все божественное лежит на поверхности – бери, черпай, наслаждайся и благодари Всевышнего за каждый миг жизни! Ан нет, что-то не пускает отдаться этому естественному потоку блаженства и благодати, в котором пребывает естественно и без каких бы то ни было усилий всякая живая тварь, всякий цветочек, всякая травинка.

Пока я творил молитвы, птицы снаружи развеселились и бойко щебетали, прыгая по крыше часовни. «Как научиться петь как птицы, чтобы не проговаривать молитвы Господу, а сердцем изливать их, как это делают эти пушистые комочки, не ведающие глубокомысленных слов, – поют от души?» – думал я.

Потом мы с собакой побежали в лес по своим родным тропинкам – каждый день совершали мы такую разминку. Что может быть прекраснее, нежели бежать среди деревьев, вдыхать воздух полной грудью и наслаждаться окружающей красотой?! В наших краях растут удивительные, высокие кусты скумпии, листья на которых осенью раскрашиваются в пронзительно-алые, красные и оранжевые тона. Часто можно видеть букеты из таких веток в домах любителей природы. Я был в разных широтах России, но только здесь, на Кавказе, есть такие растения, они поражают воображение и приносят изысканную радость тем, у кого сердца еще могут понимать нежность природы, ее божественность.

Сейчас же на этих листьях лежал снег, необычайно контрастируя своею белизной с алым цветом. Если бы я был художником, если бы я мог перенести эту сказочную неповторимость на полотно! Впрочем, достаточно просто созерцать и чувствовать эту прелесть изнутри, будто входишь в ее сердцевину и сливаешься с ее сутью, становясь частью этого чуда. Радость и благодать проникают во все клетки естества, и каждый кусочек моего существа вместе с окружающей природой поет и торжествует. Праздник всегда рядом, он всегда с нами, и этот праздник навсегда.

Ассоль бежала впереди, прыгала по сугробам, ныряла в них с головой и сидела так до тех пор, пока я не настигал ее. Однако на спуске я вырывался вперед, и она наступала мне на пятки, стаскивая обувь, что заставляло меня останавливаться и погружать ногу в ботинок.

Мы прибежали домой взмыленные, запыхавшиеся и удовлетворенные испытанными ощущениями движения и созерцания зимних пейзажей.

Конечно, я думал о старике, о том, что сегодня нужно найти его и заговорить с ним. При этих мыслях вновь появлялось щемящее чувство неловкости, но я уже дал себе слово ничего не стесняться. Даже если это будет выглядеть смешным и наивным, я все-таки сделаю то, что решил. Вот только бы старик никуда не исчез.

Но старик никуда не пропал, а так же, как и вчера, стоял у столба с посохом в руках, наклонив голову. Снег лежал на его капюшоне и плечах. Меня пронзила острая мысль, которая уже подкрадывалась ко мне раньше, но я отметал ее в силу нелепости, однако теперь догадка подтвердилась – старик никуда не уходил! Всю ночь он стоял на этом же месте неподвижно и не подавал никаких признаков жизни. Но раз он стоял, значит, ноги держали его и он был жив. Внутри у меня что-то защемило, я с волнением приблизился к нему на расстояние шага и произнес: