Оставшись довольным оружием, не спеша, но уверенно надел соболью шапку, сшитую на русский манер, короткую шубу мехом внутрь, меховые сапоги. Закинул за спину приготовленный с вечера объемный, но не тяжелый вещевой мешок. Затем аккуратно приторочил слева к поясу колчан со стрелами и большой тесак, скорее похожий на короткий меч, чем на нож.
Осмотрев себя и свое снаряжение – все ли на своих местах, не забыл ли чего – хозяин взглянул на наручные часы. Этот хрупкий механизм он бережно носил на внутренней стороне правого запястья и чаще использовал, как компас. Но сейчас рассматривая в неярком свете белый циферблат с красной надписью: «Командирские», охотник хотел сориентировать себя во времени. После этого, на секунду задумавшись, обратился к собаке и спросил:
– Ты готов?..
Пес давно уже сидел перед невысокой дверью, наблюдал за человеком и ждал привычную, но любимую фразу.
– …Тогда пошли!
Хозяин еще раз окинул жилище взглядом, как это делают перед дальней дорогой. Прошел, погасил жирник, затем безошибочно ориентируясь в хорошо знакомом помещении, чуть освещенном тлеющими углями в печи, прошел к двери.
Все в этом зимовье было устроено просто, продумано до мелочей. Дверной проем, расположенный с подветренной стороны, небольшой, чтобы сберечь тепло. Дверь тяжелая, но легко открывающаяся внутрь, на ночь запиралась на серьезную, увесистую, толстую палку, проходящую поперек. Концы её закладывались в петли, и ни человек, ни зверь не в силах были ее отпереть снаружи.
Вынырнув из своего жилья-убежища, человек осмотрелся. Темнота не была кромешной, высокая почти полная луна хорошо освещала лес. Деревья на краю поляны, как немые стражи отбрасывали на искрящийся снег темные, длинные тени. Черно-белый пейзаж вокруг был напряжен тишиной. Каждое движение в морозном воздухе сопровождалось четким и резким звуком.
Пес, как и положено охотнику, не то наслаждаясь окружающей чистотой, не то пытаясь кого-то причуять, тянул ноздрями воздух то с одной, то с другой стороны. Резко выдыхая, проделал это еще несколько раз, потом довольный полученным результатом повернулся к хозяину.
Человек также глубоко вдохнул морозный воздух и обращаясь к собаке сказал:
– Все тихо и спокойно говоришь? Ну, тогда пошли.
Потом, как будто давая наставление в дорогу проговорил:
– Сегодня не охотимся… Некогда… Идем в мир. Понял?
И потрепал пса по безушей голове.
Не тратя время, на лишние любезности и разговоры, человек взял широкие лыжи, стоящие рядом с входом в зимовье. Привычно провел по камусным полозьям рукой. В голове мелькнула мысль: «Погода не поменялась, скользить должны хорошо…»
Вставив ноги в нехитрое крепление, мягко и легко пошел в нужном ему направлении.
Пес без лишних напоминаний чертил снег впереди, выполняя свою собачью работу – нюхая воздух мокрым носом. Иногда он останавливался, медленно поворачивал голову, будто, что-то слушал… Затем убегал вперед и, остановившись вновь нюхал и слушал темноту…
Лишь изредка он заботливо оглядывался, чтобы удостовериться, идет ли его спутник.
Пока еще было темно и много не разглядишь. Но опытный взгляд охотника вырвал из серо-черных бликов след. Проходя мимо, он отметил: «Вчера в этом распадке свежих следов не было… тройка оленей пришла… рядом совсем… не сорвался бы Друг… не должен… сказал же ему…»
Рядом со следом стоял пес, тыкая в лунки мордой и вопросительно поглядывая на хозяина.
– Сам вижу… Не время… пошли!
Пес послушно затрусил дальше по неглубокому снегу. Не спеша, но уверенно, вверх, вниз по распадкам и сопкам покрытым январским снегом шла эта неразговорчивая пара. Пес, походя, занимался собачьей работой, не нарушая запрет хозяина. Но мимо зазевавшихся мышей не пробегал… А хозяин легко и уверенно шел к своей, понятной ему одному цели.
Примерно, через три-четыре часа небосвод заметно посветлел, хотя солнца на горизонте еще не было.
Когда тайга внезапно закончилась обрывом скалы, человек остановился. На самой ее кромке.
Крайние деревья, будто испуганные люди, столпились у края пропасти. Стоя в звенящей тишине, раскинув ветвистые руки, безмолвно встречали рассвет.
Человек подошел к самому краю, посмотрел вниз, потом в даль, насколько это было возможно. И там, где-то невообразимо далеко, едва различима, появилась узенькая полоска яркого света.
Он поправил шапку, присел на краю обрыва, поджав под себя одну ногу.
Уверенно идущий куда-то, он вдруг остановился, как изваяние. Видимо течение времени не сильно заботило его в этот момент.
Читать дальше